— Теперь слушай меня отдельно, раз не довелось постоять вместе с разбитой командой на плацу, — жестко выговорил инструктор. — Мне плевать, кто ты и чего натворил — хорошего или доброго, в этой жизни или в той, в которой я намерен покопаться. Мне плевать, сколько «соплей» на твоих погонах, какую учебку ты закончил, из Москвы ты или из междужопья. Если я тебе скажу нырять, ты будешь спрашивать «на какую глубину». На первых порах просто потому, что не нравишься ты мне, что попал в команду по щучьему веленью. Совсем скоро я узнаю, посчастливилось ли тебе попасть в самое элитное подразделение, которое я только знаю, или же фортуна повернулась к тебе задницей.

Наверное, этот инструктор имел дар внушения. Он даже не повернул голову, когда рядом по стойке смирно вытянулся незнакомый курсант.

— Покажешь этому воину всё, что ему понадобится на это утро, — бросил он подчиненному. — Потом поведешь его в столовую. Скажешь поварам, чтобы дали ему пожрать. Начнут кривить губы — стукнешь мне. А теперь оба бегом в роту! Чего хлебальник разинул? Исполнять!

— Злой какой-то, — на ходу бросил Литвинов новому товарищу. — Меня Сашкой зовут. А тебя?

— Михаилом, — отозвался раскосый курсант Рахманов по кличке Батый: коренастый, широкоплечий, с длинными сильными руками.

— Слушай, Михаил, мне позвонить надо. Матери. Откуда здесь можно позвонить?

— Вечером что-нибудь придумаем, — обнадежил Батый. — Посмотрим, кто заступит дежурным по части. Если повезет, из штаба позвонишь. Нет — в тренажерный класс проберемся, там у нас компьютеры, даже факс есть. Если он подключен, то звякнешь.

Батый сдержал слово. Когда дежурный по части старший лейтенант Сулейманов пошел ужинать, он проводил Литвинова в штаб. Подмигнув знакомому сержанту, сидевшему в дежурке, кивнул на телефон: «Можно?» — «Валяй», — разрешил тот.

— Мне по междугородке, — на всякий случай предупредил Литвинов, сняв трубку.

— Блин, ну на хера ты мне это рассказываешь? Ты или звони, или топай отсюда.

Один длинный гудок, второй, третий...

Вряд ли сержант был тактичным человеком. Он скривился, видя, как новенький прижимает трубку к уху и заслоняет ее ладонью. Он вышел в коридор, где стоял Батый, оставив Литвинова один на один с телефонным аппаратом, наедине со своими переживаниями...

— ...Да, мам, со мной всё в порядке, — продолжал он разговор. — Если кто-то будет спрашивать меня, ты меня не видела, поняла? Так надо... Да, скажи, что я не приезжал...

Нажав на клавишу, он набрал еще один номер. Перед глазами маячил образ его попутчика, не мог не маячить.

«Выпьешь?» — «Не, не буду». — «Десять градусов. Сок. Стаканчик не повредит».

— Привет, это я. Всё получилось. Да, как мы и планировали. При случае позвоню. Всё, отбой.

Они одновременно положили трубки: и курсант учебного центра, и самарский абонент.

8 апреля, вторник

Игорь Мельников проснулся в начале четвертого утра. Провел языком по пересохшим и слегка припухшим губам, мотнул коротко стриженной головой, ощутив в затылке тупую похмельную боль. Она родила очередное раскаяние, которое имело привычку исчезать вместе с похмельем: «С бухаловом надо завязывать». Он с громким выдохом потянулся, далеко вытягивая за головой мускулистые руки и выгибая сильную спину. Молодая симпатичная брюнетка, лежащая рядом, даже не пошевелилась, спала как убитая и наверняка проснется с такой же бодягой в голове.