— Потом всё расскажешь, вредно тебе сейчас говорить и даже думать. Спи. Да и я тоже отдохну, а то сколько уже с тобой сижу.

— Да. Я понял. Не сейчас. Даша!

— Что?

— Я… Говорил во сне?

— Нет. Зубами скрипел, это было. А говорить — ничего не говорил. Спи, давай…

Так прошло ещё дней пять. Я начал вставать на четвёртый. Пуля сектанта, как ни странно не прошла на вылет, а остановилась возле самого сердца. Местный доктор Олег Остапенко, бывший когда-то хирургом в гомельской областной больнице, просто разводил руками и говорил о чудесах бытия.

На шестой день меня посетил Григорий Кацуба, начальник охраны «Теремка», который здесь принято называть «сельским клубом». Плотный, высокий дяденька, облачённый в «лесной» натовский камуфляж, высокие берцы. Кепи практично заправлено под левый погон куртки. Добродушное, круглое лицо, ухоженная щётка светлых усов, постоянно находящаяся в движении из-за улыбчивости хозяина. Всё портили глаза: цепкий, колючий взгляд этих синих как море глаз, просто прожигал собеседника до затылка. Настораживало и отсутствие у Кацубы оружия. Только нож за голенищем. Насколько я понял, это была амеровская поделка: такие ножи ребята из тамошней ассоциации ветеранов войсковой разведки и сил специальных операций продают или дарят только своим. Лавку по изготовлению тоже держит бывший спецназовец. Такой нож нельзя просто купить: те, что на продажу помечаются специальным клеймом на рукоятке, его видно с любой стороны. Нож Кацубы был боевой.

Сев рядом со мной на крылечке и пригубив квасу из поднесённой Дашей кружки, Кацуба начал «беседу». Говорил он с мягким акцентом жителя восточной Украины, очень умело избегая сложных и специальных терминов, стараясь пробудить в собеседнике желание говорить не таясь, открыто.

— Всё понятно, Антон?.. — Кацуба вопросительно глянул на меня в надежде уточить отчество, хотя скорее всего анкета на меня у него была заготовлена заранее.

— Просто Антон.

— Ну тогда давай без чинов, товарищ старший прапорщик. — Ловко. По заграничному. Только мне не страшно: в наш век абсолютной продажности, нарыть анкету с такими подробностями мог и ленивый. К тому же я и не скрывал, кто я и откуда. — Места у нас заповедные, тихие и мне бы хотелось, чтоб так всё и оставалось. Мы поняли друг друга?

— Чётко и ясно. Выброс прошёл, отдохну чуток у Богдана, если не прогонит и вернусь на Кордон.

Кацуба усмехнулся и поёрзав, достал из левого нагрудного кармана портсигар с затейливой гравировкой. Вынул коричневую сигарету и нажав на торец портсигара добыл огня из встроенной зажигалки. Мне предлагать не стал, видимо даже это выспросил дотошный особист у моих гостеприимных хозяев. В его бывшем месте службы сомневаться не приходилось. Ухватки этого контингента мне были знакомы с давних времён.

— Вот и славно, Антон. Славно… Что думаешь про тех, кто напал на тебя?

— То же что и раньше: это какой-то эксперимент «кудесников» из «Монолита». Ловят людишек, промывают мозги и садят на цепь. Оружие только странное.

И я рассказал особисту всё, что знал и про снайпера, и про группу бесславно погибших амеровских «наёмников». Умолчал только о девчонке спасённой мною с вертолёта, про моего странного побратима и не менее странного собеседника Рэда, которого не берут пули. С помощью осторожных расспросов мне удалось выяснить у Лесника и его дочери, что ни моего ПДА, ни РД найдено при мне не было. А значит и винтовка, и вся собранная информация остались там, в лесу и скорее всего пропали. Поэтому, Одессита я тоже не подставил. Если Кацуба любит ребусы, то зачем портить человеку удовольствие. Другое дело — сектанты: я столкнулся с ними у самой границы владений Лесника и почти в зоне ответственности гарнизона «Теремка». Поэтому, особист и его компания, должны были знать, что за чудеса творятся у них под боком. А это были именно чудеса: хоть Кацуба и не подавал вида, но мой рассказ его явно обеспокоил. Видимо я сообщил нечто новое для него. Подробно выспросив меня про тайник и уточнив детали обоих стычек, странный охранник борделя для богатеев откланялся.