— Ну-у! Такого парашюту легко держать!

А тут еще при первой же встрече и генерал: «Э-э-э! А я думал, ниже меня и людей на свете нет! А вишь ты!»

И сейчас, когда Пикулев вошел в блиндаж, Громадин улыбнулся, однако прикрывая лицо ладошкой, будто от бьющего через окошечко солнца, спросил:

— Ну как, майор, жена пишет?

— Пишет, товарищ генерал, — быстро ответил Пикулев, настороженно глядя в глаза генералу. — Пишет. Родила. Сына.

— Эх! Поздравляю! Значит, воина принесла. Поздравляю. Поздравляю. Я бы тоже радовался. Но… чего нельзя, того нельзя. Ну, давай выкладывай, что нового?

Пикулев и, разумеется, Громадин знали, что гестаповцам известно все: сколько партизан, какие блиндажи, сколько винтовок, автоматов, пушек, снарядов и даже не только свиноматок, но и поросят. Гестаповцам были известны фамилии приближенных генерала и даже то, что та самая Татьяна Половцева, которая в прошлом году убила Ганса Коха, уничтожила солдат, подожгла село и увела всех жителей в Брянские леса (это они уже подавали преувеличенно), тоже находится у Громадина. Одним словом, им многое было известно.

— Всё знают, — закончил Пикулев. — Одно им неизвестно — кто муж Татьяны Яковлевны. — Громадин в этот миг навострил уши и даже потянулся. — Муж Татьяны Яковлевны, — сделав короткую паузу, продолжал Пикулев, — находится под Орлом в армии Анатолия Васильевича Горбунова.

— Ну вот! Вот ведь как! — воскликнул Громадин и про себя добавил: «Значит, я прав. Зачем записку посылать, когда он рядом? Да и туда я ее не пошлю: еще скорее жену вытребует», — и произнес: — Значит, гестапо больше вас знает?

— Да нет, почему же! И мы всё знаем, — теребя бородку, сказал Пикулев.

— Ну да? — легонько подковырнул Громадин, уже зная обидчивость и вспыльчивость Пикулева.

— Точно, товарищ генерал. И мне известно, где и какие немецкие части стоят, из кого они — из немцев, венгерцев, шантрапы, набранной во Франции, из бельгийцев. Знаем мы всё это, товарищ генерал.

И знаем еще другое: завтра, в семь ноль-ноль, собираются ликвидировать нас попутными частями.

Гестапо всеми мерами и всеми средствами, а главное — под страшными пытками вербовало шпионов и засылало их в партизанские отряды. Но почти все такие «шпионы» приходили к Громадину и, рыдая, рассказывали, как их пытали, принудив служить гестапо, и с какой целью послали в партизанские отряды. Громадин, выслушав, пускал в ход «противоядие»: проверив такого «шпиона» в боях с немцами и видя, что такой-то дрался отлично, он вызывал его к себе и говорил:

— Вот что, надо искупить свое преступление. Под пыткой или не под пыткой, однако слово дал… а надо было умереть — и молчать. Кровью искупи свою вину перед родиной. Не то мы тебя за стол победы не посадим, а она не за горами.

Добровольцев-шпионов Громадин приказывал расстреливать, а вот таких — «принужденных» — вызволял, проверяя в боях, и однажды, вызвав Пикулева, сказал ему, почесывая за ухом:

— Вот что, майор. Эти «принужденные», которые хорошо дрались, пускай служат гестаповцам.

— То есть как это?

— А то есть вот как… Это, конечно, важно — разведка, контрразведка. Но важнее всего сила. К примеру, выйду я на богатыря драться и знаю: руки у него — силища, плечи — силища. Все знаю, а однако он меня придушит.