СОСЕД. Если снять пошлины на импорт, начнется ужасная безработица, потому что с дешевой рабочей силой из-за границы мы конкурировать не можем.
ГЕРТРУДА. Чушь. Почему вы так решили?
СОСЕД. Потому что, дорогой мой молодой друг, закроются наши заводы.
ГЕРТРУДА. Заводы могут закрыться, но это не обязательно повлечет за собой широкий рост безработицы.
СОСЕД. А как вы пришли к этому заключению?
ГЕРТРУДА. Если Британия сможет закупать дешевый хлопок из Индии, у населения останется больше денег, которые можно будет потратить на товары, сделанные в Британии.
СОСЕД. А что станет с бедным фермером, у которого исчезнет источник средств к существованию?
ГЕРТРУДА. Он переедет в Миддлсборо, научится на заводах в Кларенсе выплавлять чугун и заработает больше денег приобретенными умениями.
Гертруда, будучи дочерью Флоренс не менее, чем Хью, часто ввязывалась в дискуссии о рабочем классе. Она была либералкой и последовательницей Гладстона и свои взгляды на современные политические противоречия формулировала с помощью логических рассуждений и здравых исторических перспектив. Ко времени поступления в университет ее в смысле поведения в обществе можно было сравнить с ручной гранатой.
В 1886 году в Оксфорде студенты еще ездили на двуколках, доктор Джоуэтт возглавлял «Баллиол», а в четырехугольнике Крайст-Черча еще можно было заметить иногда фигуру Льюиса Кэрролла. Хотя в университете было два женских колледжа, он продолжал оставаться бастионом женоненавистничества. В возрасте восемнадцати лет Гертруда вошла в почти исключительно мужской мир под руководством первой директрисы Леди-Маргарет-Холла, мисс Элизабет Вордсворт, внучатой племянницы поэта. Но даже там, где вроде бы должна процветать эмансипация, оказалось, что женщинам, входящим в мужской колледж, совершенно необходимо сопровождение – как и в случае, когда они принимают у себя мужское или смешанное общество. Мисс Вордсворт была осторожной. Женщина, говорила она, задумана как «помощница Адама» и должна заниматься «изящными мелочами». Гертруда неохотно согласилась на обучение изящному почерку и «умению закрывать и открывать двери». С другой стороны, она повсюду разъезжала на велосипеде и входила в любой круг, согласный ее принять. Она плавала, гребла, играла в хоккей и на сцене, танцевала и выступала на диспутах, но все равно ей приходилось тратить драгоценные часы на работу с иголкой. Гертруда быстро научилась сопоставлять необычайную свободу, в которой была воспитана, с поведением, принятым в более широком мире. «Я сегодня собираюсь на званый чай у Мэри, познакомиться с одним ее родственником, который заодно директор “Веллингтона”. Она так несчастна, потому что мисс Вордсворт объявила, что лучше будет принять его в общей гостиной! А это и вполовину не так хорошо, как чай у себя в комнате…» Ее комната была довольно невзрачна, но вскоре кровать и пол оказались усеяны привычной мешаниной из книг и бумаг. Гертруда попросила Флоренс сказать садовнику, чтобы передал ей на поезде горшок с подснежниками.
Присутствие дам повергало университет в печаль. Он не давал женщинам полного членства до 1919 года, а Кембридж и потом еще отказывался. Почти все студенты в те времена считали университет чем-то вроде объединения чисто мужских клубов, дающих прекрасные знакомства для будущей карьеры в армии, парламенте, в церкви империи. Женщины в этом никак не участвовали, как и в проведении досуга: пьянство, игра, скачки – или погоня за прекрасным полом. Мужское общество управлялось мужчинами и было создано для мужчин, а присутствие женщин противоречило самим его основам, озадачивало, будто сестры и матери приехали в университет и мешают вести себя так, как положено мужчинам в отсутствие женщин.