Отчаянное дерзновение, долгое недоверие, жестокое отрицание, пресыщение, надрезывание жизни – как редко бывает это вместе. Но из такого семени – рождается истина!
Рядом с нечистой совестью росло до сих пор все знание! Разбейте, разбейте, вы, познающие, старые скрижали!
– Когда бревна в воде, когда мосты и перила перекинуты над рекою, – поистине, не поверят, если кто скажет тогда: «Все течет».
Даже увальни будут противоречить ему. «Как? – скажут увальни, – все течет? Ведь балки и перила перекинуты над рекой!»
«Над рекою все крепко, все ценности вещей, мосты, понятия, все «добро» и «зло» – все это крепко!» —
А когда приходит суровая зима, укротительница рек, – тогда и насмешники начинают сомневаться; и поистине, не одни только увальни говорят тогда: «Не все ли – спокойно?»
«В основе все спокойно» – это истинное учение зимы, удобное для бесплодного времени, хорошее утешение для спячих зимою и печных лежебок.
«В основе все спокойно» – но против этого говорит ветер в оттепель!
Ветер в оттепель – это бык, но не пашущий, а бешеный бык, разрушитель, гневными рогами ломающий лед! Лед же – ломает мостки!
О братья мои, не все ли течет теперь? Не все ли перила и мосты попадали в воду? Кто же станет держаться еще за «добро» и «зло»?
«Горе нам! Благо нам! Теплый ветер подул!» – так проповедуйте, братья мои, по всем улицам!
Есть старое безумие, оно называется добро и зло. Вокруг прорицателей и звездочетов вращалось до сих пор колесо этого безумия.
Некогда верили в прорицателей и звездочетов; и потому верили: «Все – судьба: ты должен, ибо так надо!»
Затем опять стали не доверять всем прорицателям и звездочетам; и потому верили: «Все – свобода: ты можешь, ибо ты хочешь!»
О братья мои, о звездах и о будущем до сих пор только мечтали, но не знали их; и потому о добре и зле до сих пор только мечтали, но не знали их!
«Ты не должен грабить! Ты не должен убивать!» – такие слова назывались некогда священными; перед ними преклоняли колена и головы, и к ним подходили, разувшись.
Но я спрашиваю вас: когда на свете было больше разбойников и убийц, как не тогда, когда эти слова были особенно священны?
Разве в самой жизни нет – грабежа и убийства? И считать эти слова священными, разве не значит – убивать саму истину?
Или это не было проповедью смерти – считать священным то, что противоречило и противоборствовало всякой жизни? – О братья мои, разбейте, разбейте старые скрижали!
Мне жаль всего прошлого, ибо я вижу, что оно отдано на произвол, —
– отдано на произвол милости, духа и безумия каждого из поколений, которое приходит и все, что было, толкует как мост для себя!
Может прийти великий тиран, лукавый изверг, который своей милостью и своей немилостью будет насиловать все прошлое – пока оно не станет для него мостом, знамением, герольдом и криком петуха.
Но вот другая опасность и мое другое сожаление: память тех, кто из толпы, не идет дальше деда, – и с дедом кончается время.
И так все прошлое отдано на произвол: ибо может когда-нибудь случиться, что толпа станет господином, и всякое время утонет в мелкой воде.