– Не спеши, Ира, – попробовал ее удержать Левашов. – Пойдем, я тебе свою технику покажу. А если сразу не можешь от присяги отступить, так подумай: ведь когда мы с тобой эту штуку мою до ума доведем и обнародуем, история сама собой так изменится…

– Не положено передавать остальным цивилизациям информацию или приборы, не соответствующие их уровню развития, – заявила она чужим голосом, лицо у нее было бледное и словно отсутствующее.

Новиков за ее спиной резко взмахнул рукой, приказывая Левашову замолчать. Олег пожал плечами.

– Ладно, Ира, поехали, раз так… – сказал Новиков.

Уже садясь в машину, Ирина вдруг сказала Левашову:

– Будешь в Москве – заходи, подумаем, чем тебе можно помочь.

Новиков повернул ключ зажигания. На душе было погано.

Отъехав километров десять от деревни, он остановился.

В лесу дождь, и вообще-то очень мелкий, совсем почти не ощущался, только шелестел, не переставая, в кронах одноствольных сосен. Песок дороги был поверху схвачен слегка намокшей и затвердевшей корочкой, будто снег настом.

Тихо, сумрачно было в лесу, необычно, тревожно-торжественно, словно в заброшенном храме, где нет ни души, только почему-то горят, потрескивая, многочисленные свечи.

Ирина была совершенно городской женщиной, выросшей на московском асфальте, и безлюдный дремучий лес, совсем непохожий на тот, что окружал ее дачу, здесь, в сотне километров от ближайшего города, действовал на нее с необычной силой.

Ей не хотелось ни о чем говорить с Новиковым, но когда он открыл дверцу и протянул ей руку, молча подчинилась.

Она медленно шла рядом с ним, глядя себе под ноги, глубоко проваливаясь каблучками в песок, и вдруг ощутила, как начинает действовать на нее неяркая, но мощная красота окружающей природы.

– В березовом лесу – веселиться, в сосновом – богу молиться, в еловом – с тоски удавиться… Похоже? – нарушил тишину Новиков.

– Очень… Это ты сам придумал?

– Это лет за пятьсот до нас, наверное, придумано. Моими… нашими предками. Скажи, а сейчас кем ты себя больше ощущаешь, Ириной Седовой или… как там тебя называли?

– Не будем об этом. Ты для этого только остановился?

– Не только. Я просто не хочу, чтоб мы расстались навсегда. Да, я перед тобой виноват. И тогда, и сейчас. Только прими, как смягчающее обстоятельство, что я всегда стараюсь быть честным… Даже во вред себе.

– Новиков, ты знаешь, иногда мне хочется тебя ненавидеть.

– И сейчас. Сколько выгоды и удовольствия я извлек бы, завербовавшись в твои агенты. А я опять…

– У тебя в роду святых, случаем, не было?

– Святых не было. Но понятия о чести имелись. Возможно, и преувеличенные. Еще на Калке за эту честь головы клали. Кстати, и справка есть…

– От кого справка? – с веселым изумлением, впервые за этот день улыбнувшись, спросила Ирина. – От великого князя?

– Нет, из департамента герольдии. Деды-прадеды мои, к слову сказать, в бархатных книгах повыше Романовых записаны были, но по причине гонора и правдолюбия в основном в опалах пребывали.

– Вот как даже? А я и не подозревала, что с аристократом дело имела… Чего ж ты раньше не рассказывал?