— Даже сама эта болезнь, — продолжал меж тем вождь племени Ворона, — может быть просто ловушкой, способом выманить тебя, заставить раскрыться.

— Но даже если это и так, что я-то могу с этим поделать? — горестно воскликнул Торак. — Я должен помочь Ослаку! Не могу видеть, как он страдает!

Суровое лицо Фин-Кединна смягчилось.

— Да, я понимаю. Мне это тоже невыносимо тяжело.

Оба надолго замолчали. Фин-Кединн отколол и заточил еще несколько тонких пластинок кремня, а Торак задумчиво смотрел за реку. Солнце поднялось уже высоко, и вода ослепительно сверкала. Прищурившись, Торак заметил на том берегу цаплю, затем обратил внимание на ворона, подбиравшегося к вялившейся на стойках лососине.

Между тем нож был уже готов: примерно в локоть длиной, весь покрытый острыми зубцами, чем-то напоминавшими зубы росомахи. Фин-Кединн обмотал рукоять сильно расплющенным и ставшим совсем мягким сосновым корнем, чтобы руке было приятнее и удобнее держать оружие, и удовлетворенно заметил:

— Ну вот! А теперь покажи-ка мне твой нож.

Торак нахмурился:

— Что?

— Ты же слышал. Покажи мне твой нож.

Озадаченный этой странной просьбой, Торак вытащил из ножен отцовский нож и протянул его вождю.

Этот нож был очень красив: лезвие из голубой слюды имело форму вытянутого листка, а рукоять, сделанную из оленьего рога, отец обмотал для удобства лосиными жилами. По словам отца, голубое лезвие сделал мастер из племени Тюленя, к которому принадлежала мать отца. Это она подарила нож отцу Торака, когда тот достиг возраста настоящего мужчины: а уж рукоять он сделал сам, по своему вкусу. Перед смертью он отдал свой нож Тораку, и Торак очень им гордился.

Но Фин-Кединн, повертев отцовский нож в руках, покачал головой:

— Слишком тяжел для тебя. Это нож колдуна, и сделан он для проведения магических обрядов. — Он вернул нож Тораку, помолчал и прибавил: — Впрочем, он всегда слишком легкомысленно относился к подобным вещам.

Тораку страшно хотелось, чтобы Фин-Кединн сказал еще что-нибудь об отце, но он больше не прибавил ни слова. Критически осмотрев свой новый нож, Фин-Кединн провел по лезвию указательным пальцем, проверяя его остроту и балансировку. Нож был отличный.

Просто замечательный нож!

Вождь подбросил нож, ловко поймал его за лезвие и протянул Тораку:

— Возьми. Я его для тебя делал.

Потрясенный до глубины души, Торак не сразу решился принять столь ценный подарок.

Но Фин-Кединн одним движением руки остановил поток его благодарственных излияний и встал, тяжело опираясь на посох.

— Отныне, — сказал он сурово, — прячь подальше отцовский нож да и материн рожок с охрой тоже. А если тебя кто-нибудь спросит о родителях, ничего никому о них не расссказывай.

— Но я не понимаю… — начал было Торак и умолк, потому что Фин-Кединн, не слушая его, вдруг уставился на реку и замер как вкопанный.

Торак прикрыл глаза рукой от солнца, но оно все равно слепило так, что видно было плохо. Торак разглядел цаплю на том берегу и какое-то бревно, плывущее по самой середине реки вниз, к порогам.

В лагере вдруг пронзительно закричала какая-то женщина: ее жуткий вопль заглушил даже грохот порогов. Торак похолодел от ужаса.