Вечером они разбили лагерь на ветреном плато среди араукарий и можжевельника, пламя костров стелилось по ветру во мраке, и по кустам разлетались горячие цепочки искр. Циркачи разгрузили ослов и стали устанавливать большую серую палатку. Размалёванный тайными знаками брезент хлопал и рвался из рук, полотнище взлетало, дёргалось, вздымалось, надувалось и обволакивало их. Держа один край, девушка легла на землю. Её потащило по песку. Жонглёр семенил. На свету глаза женщины будто застыли. Все четверо вцепились в хлопающий брезент, словно вознося молитву у юбок безумной и взбешённой богини, и на глазах отряда их беззвучно поволокло прочь, в завывающую ветрами пустыню, куда уже не достигал свет костров.

Дозорные видели, как палатка, жутко хлопая, унеслась куда-то в ночь. Когда семья циркачей вернулась, они о чём-то спорили между собой, старик снова направился к границе света костров, вглядываясь в разбушевавшуюся темень, говорил с ней, грозил кулаком и вернулся, лишь когда женщина послала за ним мальчика. Теперь он сидел, уставившись на пламя, а семья распаковывала вещи. Они с тревогой посматривали на старика. Наблюдал за ним и Глэнтон.

Циркач, произнёс он.

Жонглёр поднял голову. Приставил палец к груди.

Ты-ты, подтвердил Глэнтон.

Тот поднялся и подошёл, волоча ноги. Глэнтон курил тоненькую чёрную сигару. Он посмотрел на жонглёра.

Судьбу предсказываешь?

Глаза у того забегали. Cómo?[79] переспросил он.

Глэнтон сунул сигару в рот и изобразил руками, что сдаёт карты.

La baraja, сказал он. Para adivinar la suerte.[80]

Жонглёр вскинул руку. Sí, sí, яростно закивал он. Todo, todo. Он вскинул вверх палец, затем повернулся и направился к своему барахлу, которое уже наполовину сгрузили с ослов. Вернувшись, он приветливо улыбался, ловко манипулируя картами.

Venga, позвал он. Venga.

К нему подошла женщина. Присев на корточки перед Глэнтоном, жонглёр негромко заговорил. Обернулся к женщине, перетасовал карты, встал, взял её за руку, отвёл подальше от огня и усадил лицом в ночь. Женщина оправила юбки, устроилась, а он вынул из рубахи платок и завязал ей глаза.

Виепо, громко произнёс он. Puedes ver?[81]

No.

Nada?[82]

Nada, повторила женщина.

Виепо,[83] сказал жонглёр.

С колодой карт в руке он подошёл к Глэнтону. Женщина сидела, словно окаменев. Глэнтон отмахнулся.

Los caballeros, сказал он.

Жонглёр повернулся. На корточках у костра сидел негр, наблюдая за ним, и когда жонглёр раскрыл карты веером, негр встал и подошёл.

Жонглёр посмотрел на него. Сложил карты, развернул их веером, провёл над ними левой рукой и протянул Джексону. Тот вытащил одну карту, взглянул.

Виепо, приговаривал жонглёр. Виепо. Он предупреждающе прижал указательный палец к тонким губам, взял карту, поднял её повыше и повернулся. Карта резко хлопнула. Старик обвёл взглядом сидевших у костра. Все курили, все не сводили с него глаз. Он медленно провёл картой перед собой картинкой от себя. На карте были изображены шут в пёстром наряде и кот. El tonto,[84] громко произнёс он.

El tonto, повторила женщина. Чуть задрав подбородок, она монотонно забормотала нараспев. Темнокожий вопрошающий стоял мрачный, словно ему предъявили обвинение. Его взгляд скользил с одного человека на другого. Перехватив этот взгляд, судья, сидевший у костра с наветренной стороны голым по пояс, как некое великое бледное божество, усмехнулся. Женщина умолкла. Ветер вырывал из костра языки пламени.