Глядя на стакан, Джесси испытала первый приступ настоящей жажды. Она облизнула губы и потянулась направо, насколько позволила ей цепочка левого наручника. Всего лишь шесть дюймов, но все же это позволило ей перебраться на половину кровати, занимаемую ранее Джеральдом. Двигаясь, Джесси заметила слева на покрывале несколько темных пятен. Она тупо разглядывала их, пока не вспомнила, как Джеральд, бьющийся в агонии, опорожнил мочевой пузырь. Затем Джесси молниеносно перевела взгляд на стакан с водой.

Она потянулась вверх, делая это очень осторожно, сознательно замедляя движения. Нет, не удалось. Кончики пальцев остановились в трех дюймах от стакана. Приступ жажды — легкая сухость во рту и горле и покалывание языка — возобновился и вновь отступил.

«Если никто не придет или я не придумаю способ освободиться до завтрашнего утра, я буду не в состоянии даже смотреть на этот стакан».

Эта мысль была настолько обоснованной, что пугала даже сама по себе. Но к завтрашнему утру она уже не будет в подобном положении. Даже сама мысль об этом была глупой. Смешной. Дикой. Не стоило даже думать об этом. Это…

«Прекрати, — произнес дерзкий голосок. — Просто замолчи».

Так Джесси и сделала. То, с чем она столкнулась, говорило о том, что это вовсе не было забавным. Она отказывалась соглашаться или хотя бы обдумывать возможность того, что может умереть здесь; это было глупо, конечно, но ей придется пережить долгие, томительные часы, если она не сотрет паутину со старой мыслительной машины и вновь не запустит ее ход.

«Длинные, неуютные… и, возможно, болезненные, — нервно произнесла Хозяюшка. — Боль станет актом возмездия, ведь так? Это ты сама навлекла на себя беду.

Надеюсь, я не слишком назойлива, но если бы ты просто позволила ему сделать свое дело…»

— Ты действительно надоела мне, Женушка, — ответила громко Джесси. Она не могла вспомнить, чтобы хоть когда-нибудь разговаривала так громко с голосами, звучащими у нее внутри. Уж не сходит ли она с ума? Нет, пока еще вроде бы не свихнулась.

Джесси вновь закрыла глаза.

Теперь уже не свое тело разглядывала она в темноте за плотно закрытыми веками, а всю комнату. Конечно, or все равно была в центре внимания, да, Джесси Махо Белингейм, дамочка под сорок, с неплохой фигурой, серыми глазами, рыжевато-каштановыми волосами (она закрашивала появившуюся впервые лет пять назад седину, о которой, Джесси была уверена в этом, Джеральд даже не догадывался). Джесси Махо Белингейм, навлекшая на себя все эти несчастья, даже не вполне понимая, почему и как могло случиться подобное. Джесси Махо Белингейм, теперь, вероятно, уже вдова Джеральда, прикованная к этой проклятой кровати двумя наборами полицейских наручников.

В общей сложности четыре наручника, каждая пара разделена шестидюймовой цепочкой, на каждой стоит серийный номер «М-17», выдавленный рядом с замочной скважиной. Она вспомнила, как Джеральд говорил ей, когда эта игра еще была им в новинку, что на каждом браслете есть ручка, которая позволяет регулировать длину цепочки. Можно сократить ее, пока руки заключенного не сожмутся болезненно вместе, ладонь к ладони, но Джеральд милостиво согласился на максимальную длину.