До утра в тот день просидела с горячечным, силой своей исцеляя, да «яд» убийственный из крови его вытягивая. Сама обессилела так, что хоть рядом ложись. Но пока не убедилась, что от черты роковой его не отделила — покоя себе не давала. И через день пришла, и через два — принесла настойки укрепляющие, чтобы силы молодые восстановить. В них то и видели секрет исцеления люди.

— А вот лучше яблочек мне лесных принесите, — отмахнулась тогда от попытки вручить мне серебряную полушку, знала, что пригодится она еще семье — не сразу сила в руку парня вернется. — Старость, она такая — самой-то уж не набрать.

В тот же день принес мне младший вдовий сын яблочек. Да каких! Ароматных, да сладких — как специально отбирал. И яблочками дело не закончилось, теперь всякий раз гостинцы братья мне из леса заносили. Как и сегодня. Переведя взгляд на туесок с орехами, причмокнула, предвкушая их терпкий вкус.

«Хороший ты парень, Гриня. Надежный, — надкусывая первый орех, вздохнула я, — только быть моему домику без хозяина».

— Ах, ты ж!

От безрадостных размышлений отвлек шум во дворе. Как если бы кто-то споткнулся о неровный мосток и теперь шипел, прыгая на одной ноге. Известное дело — маленькая хитрость, всего-то и стоило прежде расшатать и подсунуть под одну дощечку камень. Сама, зная, стороной ту деревяшку обходила, а кто посторонний, без уговора, во двор совался — всякий раз об нее и спотыкался, давая мне время приготовиться.

С несвойственным старости проворством я быстрехонько подскочила со скамьи, заметавшись по дому. Туесок с орехами отправился в глубокий сундук у стены, и недошитое платье — следом. А мало ли кто приметит, что по девичьей мерке оно скроено? Привычка таиться и осторожничать — свое взяла, и когда спустя всего минут пять дверь распахнулась, я чинно восседала за столом в идеально прибранной комнате, по-старушечьи причмокивая чай из блюдца.

— Госпожа Лари?

Надменный тон гостьи насторожил, а уж явное разочарование, отразившееся на лице, стоило ее взгляду скользнуть по деревянным стенам, и вовсе навело меня на подозрения. И чего она ожидала тут увидеть? Лапки лягух и пучки из сушеных летучих мышей? Или полки от пола до потолка, приворотными зельями уставленные?

Дом мой пусть и не отличался богатым убранством, да скатертями-занавесями красными, но неизменно выглядел чисто и опрятно. Еще мама к порядку приучила!

— Агась, милая.

Старательно подражая обычным старушкам, закивала я головой. Лицо девушки — румяное и широкое — казалось знакомым, а платье с расшитым подолом, да ленты яркие выдавали в ней не бедствующую горожанку. Для больной вид гостьи был слишком цветущим, да и запыхавшимся, спешившей к немощному позвать, она не выглядела. Неужели?.. Таких вот посетительниц, не от большого ума, являвшихся ко мне за всякими снадобьями «от всего», я старалась избегать.

— Ты это… госпожа Лари… говорят ты большая мастерица хвори всякие лечить, — припустилась, чуть замявшись, девица. — Того… у меня вот хворь приключилась… сердешная.

Ну, началось! Предчувствие не подвело, такие вот горожанки с болезнями своими предпочитавшие к лекарю обращаться, с сердечными же «идеями» зачастую в мою дверь стучались. Что знахарка, что ведьма — все рядом, рассуждали они.