– Я вас не отпущу, – заявил майор. – Я поеду удостовериться прямо сейчас. Эй, сержант! Трубить сбор «Большой конвой»! Живо!

Галантно пропуская даму в дверь, он спросил:

– Далеко ли до ваших владений, сударыня?

– Шесть верст.

– Это все равно как шесть киломэтров, – метнулся от стены исправник, кажется, позабывший о достоинстве.

– Жениаль. Значит, можно взять пехотинцев. Вы, Клаксэн, тоже езжайте с нами, пригодитесь.

– Слушаюсь, – щелкнул каблуками Севастьян Фаддеич.

Снаружи затрубил горн, послышались крики, ржание. Полина Афанасьевна и не ждала этакой катавасии. Подумала: пол-рубля, то есть пол-франка за пуд, пожалуй, мало будет. Когда купец столь охоч до товара, можно называть любую цену.

В недальний путь Бошан собрался прямо как Мальбрук в поход: впереди взвод конных, сзади взвод пехоты, только что артиллерии не хватало. Кого французам бояться – непонятно. Русских войск давно след простыл и, судя по затишью, война вообще остановилась.

Посередине сего почетного эскорта следовала вымираловская коляска. Майор попросился сесть с помещицей, пожаловавшись, что от каждодневной езды в седле у него воспалилась геморроидальная шишка и прокатиться на мягком сиденьи будет облегчением. Исправник трусил сзади на своем пятисотрублевом красавце, рядом с пустой лошадью командана.

Едва спустились с монастырского холма на дорогу – навстречу попалась колонна пленных, человек с полста.

– Вылавливаем отставших и дезертиров, – объяснил Бошан. – Когда большая армия отступает, их всегда много. Нельзя не вылавливать. Иначе от голода начнут грабить. От пленных мне только лишняя докука. Стереги их, корми. А средств на это мне не выделяют.

Самое время было сказать, что помочь с довольствованием пленных готовы сами русские, и Полина Афанасьевна уж открыла рот, но вдруг услышала крик:

– Это ж наша барыня!

Голос знакомый.

Среди пленных был Кузьма Лихов! В длинном сером кафтане и сером же картузе с белым крестом, осунувшийся, запыленный, с отросшей бородой, но все такой же прямой и статный.

– Федор, стой!

Катина вышла из коляски.

– Здравствуй, Кузьма. Живой?

– Живой покуда, – ответил он, спокойно глядя на нее сверху вниз. – Чай, не рада?

Про это она говорить не стала. Сейчас было не ко времени. Спросила только:

– Давно ты в плену?

– Две недели. Мы для сражения редухты копали, да после забыли про нас. Француз нагрянул, а у нас и ружей нет, одни лопаты.

Полина Афанасьевна вернулась к майору.

– Этот человек мой крестьянин.

– Ваш раб? – с любопытством спросил Бошан. – Ваша живая собственность?

– Да. Мой серф. Отдайте его мне. Он не солдат.

– Увы, не могу. Он в форме, с кокардой на фуражке.

– Тогда овса не продам, – отрезала Катина. – И дороги к складу вы не найдете. Я его в укромном месте построила.

Это было правдой. Овсяной амбар стоял вдали от села, на лесной, еще не корчеванной вырубке – не для укромности, а потому что жалко было под стосаженный сараище отдавать землю, годную под луг иль пашню.

Командан покосился на исправника, у которого ушки были на макушке.

– Сыскать можно, – с готовностью молвил Кляксин. – Склад – не крупичное зерно, а преогромное строение.