За этой беседой и дошли.

Фому Фомича взяли в сарай с собой – ворочать покойницу. Слуги-то все попрятались, во дворе не было ни души.

Сашенька сбегала в дом. Вернулась в кожаном фартуке и нарукавниках, с медицинскими инструментами и микроскопом.

Подходя, крикнула:

– Давайте пуговицу, бабушка. Ее лучше не в сарае, а на свету смотреть.

Катина повернулась к верстаку, где положила пуговку рядом с Палашиной одеждой, – и не поверила глазам. Пуговицы не было.

Всюду посмотрела – вокруг, внизу. Пропала! Что за оказия?

Созвала всю дворню, стала спрашивать.

И бабы, и мужики божились, что к сараю не подходили и даже старались в его сторону не глядеть.

Когда же барыня сказала про исчезнувшую пуговицу, черная кухарка Лизавета ахнула:

– Лешак забрал!

И все закрестились, попятились.

Полина Афанасьевна растерялась, что с нею случалось очень редко.

– Единственная ниточка была. Теперь и зацепиться не за что…

– Тело-то ведь не пропало? – успокоила ее внучка. – Может, оно что расскажет.

В сарае, подле покойницы, Сашенька сначала немножко поплакала.

Сказала:

– Палаша, бедненькая.

Но потом высморкалась, слезы рукавом вытерла и взялась за работу. Катиной ничего и делать не пришлось, только смотреть. Фома Фомич, сопя и жуя свой табак, поворачивал труп так и этак. Саша щупала, мяла, глядела в лупу.

Приступила с головы. Приговаривала:

– Кости черепа целехоньки… Шейные позвонки… Один надломан, третий иль четвертый… Что ключицы? Ага…

И дальше неразборчиво, пошмыгивая носом от сосредоточенности. Постепенно добралась до самого низу, до кончиков ног и там задержалась надолго.

– Ну что?

– Тёрн хё бэк ап, – велела Саша англичанину, не обращая на бабушку внимания.

Женкин повернул покойницу.

– Я-то думала, ее за запястья волокли по земле, потому на них и кожа ободрана, но тогда на спине иль на животе следы были бы, – стала делиться своими выводами Катина. – А их, вишь, нету. Только зад весь синий. Что за диковинная напасть? Как это Палаше без битья все кости переломали? Загадка.

Александра сняла нитяные перчатки.

– Нет никакой загадки. Даже взрезать незачем, и так ясно. Кости переломаны не все. Вот здесь, – она тронула стопы, – всё вдребезги, даже плюсны. Голенные, бедренные, тазовые – тоже, во многих местах. Но чем выше, тем переломов меньше.

– И что ж это значит?

– А вот что. – Внучка подняла глаза к потолку. – Палаша упала с большой высоты. Была подвешена на веревке за руки, потому содрана кожа на запястьях. Падала она, как висела – прямая. Ударилась оземь подошвами, оттого внизу всё и переломано. Ягодицы сини, потому что на них пришелся удар, когда согнулись ноги.

– С высоты? – Бабушка тоже посмотрела на темные потолочные доски. – С неба что ли?

– Как случилось – не ведаю, – сказала Саша. – Пока только знаю, чтó случилось. Ну-ка, осмотрим полости…

Зачем-то раскрыла покойнице лопаточкой рот, полезла и туда. Фома Фомич наблюдал с интересом, а Полина Афанасьевна, хоть была женщина крепких нервов, не выдержала, отвернулась. И стало ей сомнительно: не чересчур ли вольно вырастила она внучку? Ведь получилась не барышня, а ужас что такое. Может, в Северо-Американских Штатах такие девицы и бывают, но только не в России.