– Действительно, не смогу, потому что ты подобно ужу из поговорки, всегда ускользаешь от меня, – крикнул он.

Я поплыла против течения, ощущая напор воды. Гамлет следовал за мной по берегу, подражая движениям пловца.

– Ну, прямо настоящая русалка! В верхней части женщина, а хвост рыбий.

Я не отличалась пышными формами русалки, мое тело было худеньким, как у мальчика. Зачем он меня дразнит? Я перевернулась на спину и забила ногами, стараясь забрызгать его красивую одежду и заставить отстать от меня. Но он лишь рассмеялся и приподнял край туники, чтобы показать мне, что он и так уже промок насквозь.

Когда я подплыла к тому месту, где ивы склонились над глубоким прудом, по которому стремительно протекал ручей, я перестала грести. Я уже начала задыхаться. Мой корсаж и юбка висели на ветке дерева на берегу, так далеко, что я не могла подойти к ним на глазах у Гамлета.

– До свидания, лорд Гамлет, – сказала я, намекая, чтобы он ушел.

Принц улыбнулся, поклонился и пошел прочь. Он взобрался на луг над ручьем, усыпанный золотистыми маргаритками.

– Я вернулся, мой добрый Горацио! Я только что поймал русалку. Никогда не думал, что найду такое чудо вдали от моря! – крикнул Гамлет со смехом.

Я увидела его друга на гребне холма, он наблюдал нашу встречу. За спиной Горацио едва виднелись вдали суровые стены Эльсинора.

Когда они ушли, я выползла из воды и надела согретую солнцем одежду под прикрытием ветвей ивы. Сердце мое стремительно билось от волнения.

Наверное, кто-нибудь поговорил с моим отцом о моей невоспитанности. Вскоре после происшествия у ручья он купил мне новое атласное платье и гребни из рога для волос. Не привыкшими к подобной работе пальцами отец распутывал пряди моих волос и расчесывал их, пока у меня не заболела голова. Потом велел мне ходить вместе с ним, когда он отправляется к королю, делать реверансы и кивать головой в присутствии королевы Гертруды, но ничего не говорить.

– Не смотри на солнце, иначе ослепнешь, а стой в его лучах, и пускай они тебя согревают, – наставлял он меня. Это было одним из многих высказываний отца, которые он заставил меня запомнить.

Правда, Гертруда была такой величественной и прекрасной, что я боялась взглянуть на нее, даже когда она прикоснулась к моим кудрям и спросила, как меня зовут.

– Это Офелия, моя дочь и мое сокровище, точная копия ее покойной и горячо оплакиваемой матери, – величественно произнес отец раньше, чем я успела открыть рот.

Гертруда приподняла мою голову за подбородок, и я посмотрела ей в глаза, серые, глубокие и загадочные.

– У нее милое лицо, очень красивая девочка, – прошептала королева. – И очень живая, по-моему, – прибавила она с улыбкой.

Меня охватило смутное чувство тоски, я опустила глаза и присела в глубоком реверансе.

После одобрительных слов королевы Гертруды моя судьба изменилась, я стала одной из приближенных. В тот же день отправили слугу за моим маленьким сундучком. Отец улыбался и напевал себе под нос, он радовался за себя.

Однако мне не хотелось переселяться. Хоть я не питала большой любви к отцу, его общество было мне привычным. И я не хотела менять свои привычки.