Я упиваюсь желанием сблевнуть, Я изображаю желание уйти, I fuck желание

Всего остального и fucking in the blue Я бреду по миру и не умираю никогда.

Жан д'Ормессон, Член Французской академии. «История вечного жида»

На танцполу звучат вопросы:

– У тебя не найдется четырех миллионов франков?

– Ты веришь, что Долли Партон принимает «долипран»?

– Как себя чувствуешь, кинув палку полиглотке?

– Как будете встречать Новый, 1999 год?

– А что, если я рожу, танцуя этот jerk?

– После того, как тебя снова допустили к Кастелю, желать больше нечего.

– Итак, вы не советуете мне заниматься любовью с фруктами и овощами?

– Мы еще успеем сыграть сегодня в гольф? Но главный вопрос, волнующий всех: «Как определить, когда женщина симулирует оргазм?» Марк снова стоит у стойки бара, уткнувшись носом в бокал с «ката-тоником». Он оставил Клио переваривать смертельную смесь на банкетке. Ее дыхание заметно охладило его пыл. И вот он снова один, сидит и смотрит, как плавится время. Несомненно, мы присутствуем при рождении нового мифа. Сизиф поселился в Париже, он носит галстук в горошек, и ему около тридцати лет. Перед каждой новой вечеринкой он клянется, что не пойдет. Но вот солнце заходит, и Сизиф-Марронье, как всегда, не в силах устоять перед искушением. В конечном итоге, ему почти плевать на этот ад. Сизиф и Митридат в одном лице!

Он закончит жизнь на уличной скамейке, изрытая проклятия в адрес прохожих. Превратится в вонючего старика. Хорошенькие девушки будут морщить носики, проходя мимо него, и ускорять шаг, а некоторые пожалеют и бросят монетку. А виноват будет он один.

Сосед по стойке (barfly, как говорят жители Калифорнии) наклоняется к его уху. Зрачки его исполняют хореографический этюд в постановке Басби Беркли. У него влажные виски, глаза вытаращены. Рот дергается, как будто кто-то выкручивает ему большой палец на ноге и одновременно щекочет. Марк не сразу, но узнает Паоло Гарденаля, толстомордого актера, который чаще всего играет мертвых полицейских.

– А, Марк Марронье, мой личный враг! Слушай, давай помиримся! Я должен сказать тебе что-то архиважное, это супер-суперважно – то, что я скажу, понял? Так вот, слушай: живи, пока живется. Сообразил? А? Усек? ЖИВИ, ПОКА ЖИВЕТСЯ! Блин!

– Скажи-ка мне, Паоло, ты уверен, что не бросил нюхать? Ну, ты меня разочаровываешь. Я с тобой делюсь САМЫМ ГЛАВНЫМ (тут он хватает Марка за лацканы куртки), меня, понимаешь, осенило, а ты, как последняя свинья… Больше я такой глупости не сделаю… (Пауза.) Ну почему ты меня не любишь?

Он берет с разоренного стола грязную салфетку и вытирает нос, вернее, размазывает по щекам остатки чужого ужина. Вообще-то он ненавидит Марка за то, что тот в рецензии на его последний фильм выразил сожаление, что сыгранный им труп не был настоящим.

– Паоло, ты страдаешь эпитаксисом.

– Что?

– У тебя из носа кровь идет. Паоло трет ноздрю и изучает салфетку. Марк пользуется этим отвлекающим маневром, чтобы дать задний ход. Кстати, по здравому размышлению, он соглашается с актером: жить надо, пока живется. Вообще-то Марк именно так и живет. Он неоднократно это отмечал.