Наконец, после целой вечности молчания, из тесной компании сотрудников вышел относительно молодой человек (31 год), средней европейской наружности, с аккуратно причесанными слегка напомаженными светлыми волосами. Довершали портрет короткие английские усы, той же светлой масти, что и прическа. Вполне приятный молодой человек; но если встретишь такого в толпе, то второй раз не обернешься. Внешне он был спокоен, но его волнение выдавало напряженное лицо с поджатыми губами.

– Здравствуйте, господин полковник, – сильно растягивая слова в финско-эстонском акценте, сказал он, – это я Эдвард Ханнинен, которого товарищи зовут еще Эдвардом Валпасом, и в то же время редактор этот газета. Слушаю вас…

– Здравствуйте, товарищ Валпас, – с чувством удовлетворения сказал полковник, – мы с товарищем Кобой прибыли сюда для того, чтобы предложить вам сотрудничество…

– Какое сотрудничество? – встрепенулся Эдвард Валпас-Ханнинен. – Я никогда не стать провокатор…

– Товарищ Коба, – со вздохом сказал полковник, – передайте товарищу Валпасу письмо товарища Ленина. Пусть он знает, о чем идет речь.

После этих слов с Эдварда Валпаса-Ханнинена можно было писать картину воплощенного обалдения. Он машинально взял у Кобы конверт с письмом, вытащил из него эпистолу и, шевеля губами, принялся читать. Хорошо, что не вслух. Впрочем, и это не было бы страшно, потому что остальные сотрудники редакции, судя по всему, по-русски могли объясняться только на пальцах и «твоя моя не понимай».

Да уж… это вам не развитый СССР, где в любой национальной республике вся техническая и творческая интеллигенция, средний касс и элита владели языком межнационального общения на вполне приличном уровне, ибо его учили даже в национальной школе, а родители, желающие своим чадам продвинутого будущего, стремились отдать их в русскоязычную школу. Тут это не в почете. и на всю Финляндию существует только две гимназии с русским языком обучения, и обе в Хельсинки – одна женская и одна мужская. А в национальных финских и шведских гимназиях русский язык то учат (когда власти из Питера начинают продавливать русификацию), то не учат (когда местные «патриоты» путем протестов, интриг и террора добиваются отмены программ изучения русского языка).

Дочитав письмо Ильича, Эдвард Валпас-Ханнинен глубоко вздохнул, извлек из кармана большой клетчатый носовой платок и утер им взмокший лоб. Кстати, с чего бы это он вспотел, в помещении редакции довольно прохладно…

– Я все равно не понимать, – сказал при этом он, – какой связь есть между мы, социал-демократический функционер, и вы, сотрудник охранка, дело которой – ловить нас и сажать в тюрьма…

– Мы не охранка, – терпеливо произнес полковник Баев, – мы имперская безопасность…

– Это не принципиально, – упрямо сказал главный редактор, – вы одно и то же.

– Нет, принципиально, – возразил полковник, – охранка с одинаковым рвением охраняла в государстве и плохое, и хорошее, а мы, обеспечивая безопасность государства, охраняем только хорошее, а плохое стремимся трансформировать таким образом, чтобы оно перестало быть таковым. Понятно?