Вскоре стало ясно, что казаки пытаются охватить Прудки с трёх сторон. Тогда Воронцов снял с основных позиций один пулемёт, усилил расчёт ещё тремя автоматчиками и снайпером, направил их на юго-западную окраину. Там, в овраге, выходящем в сторону леса, они заняли позицию. Овраг хорошо простреливался вдоль. Со стороны поля подойти к нему тоже было невозможно.

На рассвете казаки атаковали сразу со всех сторон. Первую атаку отряд отбил. В поле стонали раненые, чернели тела убитых. Но вскоре атаман Щербаков снова поднял сотню в атаку. На дороге перед школой Воронцов хорошо слышал его голос.

– А ну-ка, станишники, мать вашу-перемать! – ревел он. – Неужто смоленским мужикам уступите! Вперёд!

Двое казаков, на бегу стреляя из автоматов, появились перед крыльцом школы совершенно неожиданно. Воронцов прицелился и выстрелил в одного. Тот прыгнул за колодезный сруб. Турчин встретил автоматной очередью второго. Казак закричал, видимо, раненый, и повернул было назад, но под ногами у него разорвалась граната.

– Ещё одна такая атака, и они ворвутся в деревню, – сказал Турчин.

Воронцов заметил, как подполковник дозарядил свой ТТ и сунул под ремень. Приготовился к ближнему бою.

– Отходим, – подал долгожданную команду Воронцов. – Грузите раненых и оружие.

Когда старшина Нелюбин услышал команду на отход, то не особенно обрадовался. Не обрадовался и некоторое время спустя, когда начальник штаба отряда, отбирая людей в заслон, его, старшину, назначил в другую команду, которая должна была срочно погрузить в сани раненых и оружие.

Оружия в доме возле пруда оказалось немного. Несколько винтовок, три миномёта и немного мин. Ящик патронов для немецких винтовок и несколько цинков автоматных патронов. Сундук с шёлковыми платьями сперва решили бросить. Но потом в санях образовалось свободное место, и ящик, который стоял в снегу на обочине, кто-то тоже поставил на тесовый санный полок.

– Гони, ребята! Мы – следом!

Казаки, видимо, почувствовали, что отряд дрогнул, и начали нажимать. Вспыхнули крайние дворы, огонь с треском и гудом начал распространяться дальше.

– Зажгли, чубатые, нашу деревню! – закричали прудковские мужики. – Эх, пропадай добро!

Застучали пулемёты, чаще стали бить там и там винтовки тех, кто не хотел отдавать свою позицию и бросать на погибель хозяйство.

Последние двое саней с пулемётами прорывались уже через плотный огонь, который казаки вели с двух сторон. И если бы не пулемёт Губана, которому Турчин приказал занять позицию за валунами и прикрывать отход заслонов, не вырваться бы им из горящей деревни через самый опасный участок дороги, к которому со всех сторон уже бежали по снегу, продвигались, охватывая со всех сторон, цепи казаков.

В лесу остановились. Начали перевязывать раненых. Убитых тоже не снимали с саней. Всех решили везти в лес. Пусть родня там оплакивает своих покойников.

На опушке оставили дозор. Только после этого отряд двинулся в Красный лес.

Вот с тем дозором и был оставлен старшина Нелюбин.

– Кондратий Герасимович, назначаю тебя старшим группы, – приказал ему Воронцов. – В ваше распоряжение передаю одну конную запряжку с ездовым. Задача: вести наблюдение за деревней. Если казаки пойдут по нашему следу, тут же отсылай пешего связного. Если они сунутся небольшой группой, примите бой. Если дело будет плохо, отходите к основной базе. Позиция тут не очень удобная. Долго не продержитесь. Увлечётесь боем, вас могут обойти и справа, и слева. Смотри по обстоятельствам. Тебя не учить.