- Шмонала твои вещи, так ты об этом думаешь? Я пыталась сделать тебе одолжение! Я собиралась сдать в чистку твою запасную форменную куртку вместе со своей шерстяной юбкой. Как давно это там хранится?

- Совсем недавно. Парень, которому это принадлежит, на время уехал из города. Он должен вернуться завтр...

- Как давно?

Ответ Лиз снова прозвучал слишком тихо, чтобы я мог его расслышать.

- Тогда зачем ты принесла это сюда? Я не понимаю. Почему бы не положить это в оружейный сейф в твоем доме?

- У меня нет… - Она запнулась.

- Чего у тебя нет?

- На самом деле в моем доме нет оружейного сейфа. И еще в моем доме неоднократно имели место кражи со взломом. Кроме того, я собиралась пожить здесь. Мы ведь должны были провести эту неделю вместе. Я думала, это избавит меня от лишней поездки.

- Избавит тебя от лишней поездки?

На это Лиз ничего не ответила.

- В твоем доме нет оружейного сейфа. О скольких еще вещах ты мне лгала? - Мама больше не злилась. По крайней мере, не в этот момент. В ее голосе звучала обида. Как будто ей хотелось плакать. Мне захотелось выйти и сказать Лиз, чтобы она оставила мою мать в покое, даже если моя мать и заварила всю эту кашу и нашла то, что нашла - крупную партию. Но я просто стоял и слушал. И дрожал.

Лиз пробормотала что-то еще.

- Так вот почему у тебя неприятности в Департаменте? Тебя используют в качестве... я не знаю, курьера? Наркодилера?

- Я не употребляю и не продаю!

- Ну, значит, ты передаешь это другим! - мамин голос снова повысился. - По-моему, это называется распространение. - Затем она вернулась к тому, что ее действительно беспокоило. Ну, не только это, но это беспокоило ее больше всего. - Ты принесла эту дрянь в мою квартиру. Где находится мой сын. Ты запираешь пистолет в машине, я всегда на этом настаивала, но теперь я нахожу два фунта кокаина в твоей запасной куртке. - Она рассмеялась, но не так, как смеются люди, когда слышат что-то смешное. - Твоей запасной полицейской куртке!

- Там не два фунта. - Голос Лиз звучал угрюмо.

- Я выросла, взвешивая и продавая отцовское мясо на рынке, - сказала мама. - Я могу определить два фунта, когда держу их в руке.

- Я это уберу, - сказала она. - Прямо сейчас.

- Сделай одолжение, Лиз. И поскорее. А потом ты можешь вернуться за своими вещами. По предварительной договоренности. Когда я здесь, а Джейми нет. Иначе - никогда.

- На самом деле ты этого не хочешь, - сказала Лиз, но даже через дверь я мог определить, что она не верит в то, что говорит.

- Уж поверь. Я сделаю тебе одолжение и не стану докладывать о том, что обнаружила, твоему начальнику, но если ты еще хоть раз здесь появишься - за исключением того единственного, чтобы забрать свое дерьмовое шмотье, - я это сделаю. Обещаю.

- Ты меня выгоняешь? Серьезно?

- Серьезнее не бывает. Забирай свою дурь и проваливай.

Лиз начала плакать. Это было ужасно. Потом, когда она ушла, начала плакать мама, и это было еще хуже. Я вышел на кухню и обнял ее.

- Что из всего этого ты слышал? - спросила мама и, прежде чем я успел ответить, добавила: - Я не собираюсь лгать тебе, Джейми. Или отмазывать Лиз. У нее была наркота, много наркоты, и я не хочу, чтобы ты кому-нибудь об этом говорил, ладно?