К вечеру съездил на пароход, проверил как там дела и забрал подарки лурам…

— Привет. А почему не с братом? — на следующее утро на краю города встречаю Хаджара.

— Погиб брат. Погиб как воин. Пусть Ангелы милости поднимут его в иллийин — склонил голову Хаджар[63].

Помолчали. Каждый помянул своё. Затем Хаджар помог охраннику закрепить груз на вьючной лошади, и мы отправились на стоянку к лурам, а охранник направился обратно в магазин к Аббасу.

В этот раз луры расположились несколько в другом месте, ближе к морю, на берегу маленького ручья. Похоже, к лету горный ручеёк пересохнет и им придется перекочевать в другое место. Встречающих нас настороженных охранников добавилось, как добавилось и самих луров.

На стоянке жизнь "кипит". На нас мимоходом смотрят, но без особого ажиотажа. Даже вездесущие дети задерживаются на несколько секунд и спешат по своим делам. Стоянка людей больше напоминает военный лагерь, чем стоянку кочевников. Прошлый раз такого не наблюдалось. Видать рыскающие вокруг французские марокканские гумьеры и англичане были хорошими учителями, раз научили осторожности и порядку. Забираю два своих мешка, в которых подарки и иду в знакомый большой шатёр к Бехрузу. Остальной груз, это заказ луров у Аббаса. "Дядя" с этим племенем поддерживает самые тесные отношения, покупая у них товары и контрабанду.

— Давно тебя не видел сынок — обнимает меня в своём шатре старик, как родственника. Мне срочно пришлось отпустить груз за собой.

Да что за ерунда. И там сынок и тут сынок. Я им, что потерянный сын всего Ливана.

— Я смотрю, дела ваши идут хорошо. Вас стало больше. А воины стали, настоящими джиннами пустыни — слегка обнимая, хвалю старика.

— Проходи дорогой. Расскажи что видел? Где был? Сейчас плов сделают, пир устроим…

— У-ух. Как вкусно. Давно так не ел. А я вот вам подарки привёз — после трёх часов неспешной беседы и еды подтягиваю к себе свой груз. Сначала достаю английские перемётные сумки, дальше три чехла для винтовок. Тут потребовалось объяснить, как их цепляют на луку седла. Всё же это европейский вариант и редко поставляемый в колонии. Потом три австрийские фляги с двумя горлышками, армейские котелки и ложки. Так же три набора разных английских иголок с золотистыми ушками. Всё это делю между Бехрузом, Шахином и Пейманом, которые были с нами.

— И самый дорогой подарок уважаемому Бехрузу — последний подарок старику, этим подтверждая его статус. Медленно разворачиваю завернутое в ткань красивое марокканское овальное медное чеканное блюдо. Церемониально дарю старшему. Всё это для луров имеет ценность намного больше, чем деньги.

— И я тебе подарок приготовил — произнёс старик, любуясь подносом и явно довольный тем, что такой подарок достался только ему.

Шахин одним слитным движение соскользнул с ковра, на котором мы сидели, и вышел из шатра. Через несколько минут вернулся с ковром под мышкой. Слитным движением рядом с нами развернул ковёр размером полтора на два с половиной метра. Лучи света подающие через специальные "окна" на крыше шатра осветили ворс и ковёр "заиграл" яркими красками. Всё застыли с немым восхищением.