Если бы в этот самый момент на меня обрушился потолок, я бы удивилась меньше. Мне потребовались секунда и очередной глоток вина, чтобы совладать с дрожью в голосе.

– Ну она и чудовище. Как я уже говорила, ты когда-нибудь смотрелся в зеркало?

Он рассмеялся и, кажется, тут же пожалел об этом. Я почувствовала себя ужасно.

– Руби, мне не хочется делать из нее злодейку. Ты должна понять, что она была моей единственной женщиной. Что я пытаюсь сказать, это то, что мы не изучали друг друга. Между конечной точкой и путем к ней есть длинное расстояние. – Он улыбнулся, и его глаза заблестели. – Прошлая ночь и твой откровенный спектакль – все это совершенно внове для меня.

Я помолчала, рассматривая стакан с водой, перед тем как ответить. Неудивительно, что он отгородился такой стеной. Она заключила их сексуальную жизнь в крепость десять лет назад.

– Ты все еще любишь ее? – спросила я.

– Нет. Господи, нет. Но наши отношения, без сомнения, повлияли на меня. Я всегда четко осознавал тот факт, что она занимается сексом со мной ради меня. Не ради себя.

Я приподняла бокал.

– Ну что ж, могу признаться, что все это было для моего собственного удовольствия, если это тебе поможет, – сказала я в надежде разрядить обстановку.

– Как великодушно, – ответил он, одарив меня моей любимой улыбкой с ямочками. – Хотя в этом и дело. Что на самом деле нравится женщинам? Порнография не сильно помогает в этом вопросе.

– Не совсем, – возразила я. – Мы и правда любим большие члены и непристойные беседы.

Очередное испытание для его новоприобретенного спокойствия, но он выдержал его с честью.

– Но оральный секс, например… – начал он и умолк, подняв брови.

– Большинство женщин его очень любят.

Он начал перекладывать ножи и вилки, потом взглянул на меня.

– Чтобы им делали?

– Это серьезный вопрос?

– К сожалению, да. – Он ухмыльнулся и в этот самый момент, на одну-единственную секунду, показался мне совсем юным и веселым. – А самим делать?

Я закусила губу, представив, как было бы здорово провести языком по кончику его члена и услышать, как он застонет.

– О да.

Несколько секунд он осматривал зал, проверяя, чтобы нас никто не подслушивал.

– Женщины любят глотать?

Наш разговор повел неведомо куда. Я едва сдерживалась.

– Я выдвину совершенно ненаучную гипотезу, но мне кажется, что это примерно семьдесят к тридцати в пользу того, чтобы не глотать.

В его глазах загорелся дразнящий огонек.

– А ты к какой категории относишься? Семьдесят или тридцать?

– С тобой? – уточнила я, подавшись вперед. – Я да.

Найл выдохнул, его голова дернулась назад. Зал, казалось, уменьшился до нашего столика, и в нем остались только мы двое.

– Я тоже этого хочу, – признался он.

Эта мысль, казалось, заняла оставшееся свободное место между нами, ожила и запульсировала.

– Скажи что-нибудь неприличное, – отважилась прошептать я. Я совсем обезумела. – Скажи мне самое неприличное, непристойное, что приходит тебе в голову. Чтобы я дар речи потеряла.

Он кивнул, как будто я обратилась к нему с совершенно обычной просьбой, и несколько секунд, сцепив ладони, смотрел на них, перед тем как снова взглянуть на меня. Его карие глаза с густыми ресницами вызвали у меня мысль о том, что он снова больше похож на мужчину, чем на пугающего завоевателя, которого я обожествляла несколько месяцев.