Дольше всех продержалась Эллис Кимвалл, школьная учительница-лесбиянка (о чем Беке Полсон нашептал на ушко Христос одним жарким июльским полднем). Она умерла 31 октября, на Хеллоуин.

Как раз в тот момент, когда Куини Голден забралась на край пересохшего колодца во дворе Хейзел, намереваясь в него прыгнуть, дежурная медсестра в больнице, где лежал Хилли Браун, зашла в палату проведать мальчика. В последние дни ребенок как будто начал приходить в себя.

Она посмотрела на постель и нахмурилась. Взгляду ее предстало нечто странное. Скорее всего, обман зрения. Наверняка это двойная тень в свете из дверного проема.

Она щелкнула настенным выключателем, сделала еще шаг, и тут у нее отвисла челюсть. Надо же, не показалось. На стене действительно были две тени, потому что в постели лежало два мальчика. Крепко обнявшись, они мирно посапывали.

– Что это?..

Она сделала еще шаг, и рука сама потянулась к крестику на груди.

Хилли Брауна она, бесспорно, узнала. Изможденное худое лицо, тонкие, как палочки, руки, кожа белая, как больничная рубашка.

Другой мальчик, совсем малыш, был ей незнаком. Синие шорты, футболка с надписью «Меня зовут доктор Лав». Запачканные черной грязью ступни. Какой-то странной грязью.

– Что это?.. – вновь прошептала медсестра, и малыш зашевелился, крепче прижимаясь к Хилли. Он лежал, обхватив того за шею и прижавшись щекой к его плечу. С нарастающим ужасом сестра вдруг заметила разительное сходство мальчуганов.

Надо скорее рассказать обо всем доктору Гринлифу, немедля. Сердце колотилось со страшной силой, рука сжимала распятие. Сестра повернулась к двери и вдруг увидела нечто и вовсе невероятное.

– Что это?.. – выпучив глаза, прошептала она в третий, последний раз.

Необычная черная грязь, та самая. Темные следы на полу, ведущие к кровати. Малыш подошел к постели и забрался под одеяло. Внешнее сходство мальчиков наводило на мысль, что второй – это пропавший братишка Хилли, тот самый, которого давно считали мертвым.

Следы вели отнюдь не в коридор. Они начинались прямо посреди комнаты.

Так, словно бы паренек возник из ниоткуда.

Сестра пулей выскочила из палаты, громкими криками призывая доктора Гринлифа.

Хилли Браун открыл глаза.

– Дэвид?

– Молчи, я сплю.

Хилли улыбнулся, не понимая, где находится, в каком месте и времени, наверняка зная лишь одно: все плохое, что было в его жизни, больше не имеет никакого значения, и теперь все будет хорошо. Дэвид жив и мирно посапывает рядом.

– Я тоже, – пробормотал Хилли. – Завтра поменяемся солдатиками.

– Зачем?

– А низнай, просто так надо, я пообещал.

– Когда?

– Низнай.

– Меняю на хрустальный шарик, – сказал Дэвид, уткнувшись ему в плечо.

– Заметано.

В комнате медсестер дальше по коридору поднялся несусветный переполох. Однако в палате, где спали мальчики, царили покой и уют.

– Хилли? – вдруг позвал младший.

– Что? – пробормотал тот.

– Знаешь, как я там замерз?

– Замерз?

– Ага.

– Отогреваешься понемногу?

– Отогреваюсь. Ты самый лучший.

– И ты. Прости меня, ладно?

– За что?

– Низнай.

– М-м.

Дэвид нащупал одеяло и натянул его до самого подбородка. На планете Земля в девяноста трех миллионах миль от Солнца и сотне парсеков от центра галактики мирно посапывали два маленьких мальчика, Хилли и Дэвид Брауны.