— Раньше ты, может, мягче был, в молодости, а к старости зачерствел, — возразила Даша, на что змей совсем обиделся и отвернулся, ворча, что восемьсот лет — это не возраст, а вот его двоюродный дядя… ну и так далее.

— Ты чего ёрзаешь? — спросил Пера.

— Да я всё стёрла просто до кишок, — пожаловалась Даша.

— Эй, Волк, привал! — закричал Пера. — Вот сейчас на бережку сядем, передохнём.

Колва здесь как раз пересекала дорогу. По идее подразумевался мост, но от него остались одни зелёные от тины, гнилые опоры. Даша сползла с Гундыра и, охая, разогнулась. Мир тоже сполз и заохал старательно в той же тональности — решил, что местные традиции верховой езды требуют именно такого слезания с коня. Менкв принёс Тове охапку травы — надрал по дороге.

— Того… кушать, — пояснил он. — Лошади едят траву. Называется «пастись».

— Ой, спасибо, — удивился Тове. — Ты не обижайся, Лютик, я совсем не ем траву, я сам почти трава. Но мне очень приятно, что ты обо мне заботишься. Я…э-э-э… я понюхаю эту траву — ах, какой аромат!

И Тове стал демонстративно нюхать принесённую Лютиком охапку, чтобы менкв не обиделся. Менкв заулыбался и сказал:

— Хорошо! Я приносить траву всё время. Нюхай!

Пера достал припасы, сунутые Ёмой — в основном, остатки пирога, поглядел критически:

— В парме я бы дичи настрелял, свежатинки бы поели, а колдовская еда — она колдовская и есть. Живот набьёшь, а радости нету. Долго ещё по тракту идти, а, Волк? Скоро ли в лес свернём?

— Скоро, — кивнул Волк. — Сперва на север до Искора. Потом к северо-востоку от Искора — и будет Искорское гродище. Там люди жили тысячу лет назад. А рядом, с полверсты назад, две скалы. На той скале, что восточнее — зазор чуть шире локтя, расщелина. Русские называют «Узкая улочка». По ней чудь ходила в старые времена. Войдёт в один конец «улочки», а в другой не выйдет — вроде пропадёт. Там хитрая дорога проложена — вход тут, а выход на севере. Вынырнем в парме за Шежимдикостом, за Илычем. Семь дён сэкономим, а то и больше.

— А я слыхал, когда русские тут обосновались, чудь этим путём ушла в никуда, — сказал Пера. — Мы в никуда не уйдём?

— Как получится, — сказал Волк.

— А как мы через реку переберёмся? — спросила Даша.

— Переплывём. Я хорошо плаваю, — небрежно заметил Пера.

— А я вообще не плаваю, я только тону, — проинформировал Гундыр.

— Лютик не тонет, — похвастался менкв. — Лютик лежит на воде. Бревно бревном.

— Я тоже не переплыву такую широкую реку, тем более я купальник не взяла, — пожаловалась Даша. — Мир, Тове, вы умеете плавать?

— Это что такое? — заинтересовался Мир.

— Передвигаться на воде горизонтально вперед, а не вертикально вниз, — сформулировала Даша.

— Не знаю, не пробовали, — сказал Мир, а Пера возразил:

— Этот золотоголовый тип точно потонет, у него за ночь золотая щетина отросла, и голова потяжелела.

— Ага, — кивнул Тове. — Ужас как шея устала таскать эту тяжесть.

— Так трансформируй ее во что-нибудь лёгкое, — посоветовал Мир. — В лебединый пух, например.

— Лошадь с лебединым пухом на башке, — фыркнул Тове. — Нет, я Товлынг-лув и буду жить с золотой гривой, пока не сдохну от перелома шеи.