— Да погоди ты, янки…

А почему обязательно найдут? Почему найдут?

Потому что это их территория? Потому что они знают эти джунгли как свои пять пальцев? Потому что будут в этих джунглях искать досадивших им беглецов? Потому что будут искать?..

Ну конечно, будут искать! И найдут! Потому что знают эти джунгли как пять пальцев. Потому что будут искать… Там, в джунглях. Куда пленники, по идее, и должны бежать со всех ног… А куда пленники не должны бежать? По мнению вьетнамцев? Где пленников не может быть? Где их не будут искать?

В том-то и дело!

— Стой! — еще раз сказал капитан. — Пойдем не так. Пойдем друг за другом. Шаг в шаг. Как тогда, помнишь?

— Помню, да!

— И чтобы ни одной веточки, ни одного листика не потревожить. Чтобы как кошка на мягких лапах. Понял, янки?

— Понял. Да.

— Тогда пошли полегоньку… Дальше беглецы шли как по минному полю. Шли, отсматривая каждый следующий шаг, обходя опасные сучки и слишком выступающие в сторону ветки. Шли так, что за ними не оставалось следов.

Они приблизились к кустам, за которыми, присмотревшись, можно было увидеть плац, вкопанные в землю колья и лежащие возле них трупы. Они заметили суету солдат в лагере, машины, в которые спешно грузились вооруженные вьетнамцы.

— Мы будем делать бой здесь? — спросил американец.

— Нет, мы не будем принимать бой. Пока. Мы спрячемся.

— Где спрячемся? Здесь?!

— Именно здесь! Где они нас будут искать меньше всего. Они думают, что мы побежим в джунгли. Они будут ловить нас именно там. А мы будем здесь! Почти в их лагере. Где искать нас им никогда не придет в голову!

— Но мы не можем быть здесь всегда.

— А мы и не будем всегда. Мы переждем, пока суета утихнет, пока они вернутся из поиска. И потом уйдем. Но только потом. А не сейчас.

— Сколько мы будем ждать?

— Столько, сколько понадобится!

— Yes! Столько, сколько по-надо-бится! Я не спорит…

— Тогда копать будем здесь, — показал Кузнецов. — Здесь самое доброе место.

— Почему здесь? Здесь все открыто. Ты уверен?

— Уверен. Меня на этих делах полгода натаскивали. В буреломах и буераках ищут все. А открытые участки проскакивают. Потому что кажется, что и так все видно. И так видно, что никого нет. Поляны не осматривают так, как густолесье. Копать будем здесь! И как можно быстрее.

Двумя штык-ножами, снятыми с убитых конвоиров, беглецы подрезали дерн, уложили его вниз травой, подсунули под него края расстеленной одежды и стали выбирать и ссыпать на них вытащенную из ямки землю. Очень осторожно, чтобы, не дай Бог, не просыпать выбранный грунт на траву. Работали они быстро и на совесть, потому что в награду должны были получить не деньги — жизнь.

Когда в яме стало возможно поместиться вдвоем, они перекрыли потолок толстыми жердями, потом тонкими, потом забросали листвой и засыпали сверху слоем земли. Поверх уложили листы дерна. Они добивались того, чтобы импровизированная крыша выдерживала вес человека. Чтобы, встав на нее, он не почувствовал прогиба.

— Ну как?

— Нормально! Можно ходить, как по земле! Можно даже танцевать!

Потом они собрали отдельные просыпавшиеся комки земли. И выпрямили все травинки.