Между тем, с утра еще лейтенант Чириков был занят устройством мин, расположив их полукругом для защиты при нападении дикарей со стороны леса, а человек тридцать матросов под наблюдением лейтенанта Перелешина и гардемарина Верениуса занимались расчисткою места около дома, так что получилась площадка в 70 метров длины и 70 метров ширины, окруженная с одной стороны морем, а с трех — густым лесом. П. Н. Назимов был также некоторое время около хижины и помогал мне своими советами. Я указал, между прочим, командиру и офицерам место, где я зарою в случае надобности (серьезной болезни, опасности от туземцев и т. п.) мои дневники, заметки и т. д.*. Место это находилось под большим деревом недалеко от хижины; чтобы легче было найти его, на соответствующей стороне ствола кора была снята приблизительно на один фут в квадрате и вырезана фигура стрелы, направленной вниз.
_______________
* Мне кажется здесь подходящим объяснить, что я это сделал
вследствие следующего обстоятельства. Когда перед уходом корвета
"Витязь" из Кронштадта вел. кн. Константин Николаевич 17-го октября
1870 года осматривал суда, отправляющиеся в Тихий океан (корвет
"Витязь", клипер «Изумруд», лодки «Ермак» и "Тунгуз"), он при осмотре
корвета зашел и в мою каюту, где, между прочим, спросил меня, не
может ли он что-либо для меня сделать. На это я отвечал, что все, что
я желал, уже сделано, так как я уже нахожусь на корвете, который
перевезет меня на берега Новой Гвинеи, и что мне остается только
выразить мою глубочайшую благодарность за помощь моему предприятию.
Когда же князь предложил еще раз подумать, не надо ли мне чего, мне
пришла мысль, которую я выразил приблизительно в следующих словах:
"Вашему высочеству известно, что так как цель моего путешествия в
Новую Гвинею — научные исследования этого малоизвестного острова, то
для меня очень важно, чтобы результаты моих исследований и открытий
не пропали для науки. Ввиду того, что я не могу сказать заранее, как
долго мне придется прожить в Новой Гвинее, так как это будет зависеть
от местной лихорадки и от нрава туземцев, я принял предосторожность
запастись несколькими медными цилиндрами для манускриптов разного
рода (дневников, заметок и т. п.), которые в этих цилиндрах могут
пролежать зарытыми в земле несколько лет. Я был бы поэтому очень
благодарен, если можно было бы устроить таким образом, чтобы судно
русское военное зашло через год или несколько лет в то место берега
Новой Гвинеи, где я останусь, с тем чтобы, если меня не будет в
живых, мои рукописи в цилиндрах были бы вырыты и пересланы Рус.
географическому обществу". Выслушав меня внимательно, князь, пожимая
мне на прощанье руку, сказал, что обещает не забыть ни меня, ни мои
рукописи в Новой Гвинее.
Помня это обещание генерал-адмирала, я выбрал подходящее место
для зарытия цилиндров и указал его офицерам. «Витязя».
Около 3 часов Порт Константин — имя, данное небольшой бухточке, у которой стояла моя хижина, — представлял очень оживленный вид. Перевозили последние дрова на корвет в маленьком паровом баркасе, шныряли взад и вперед шлюпки и вельботы, шестерка перевозила мои вещи (…). Около моей хижины работа также кипела: достраивалась хижина, копали ямы для мин, вырубались кусты, делая более удобный спуск от площадки, на которой стояла моя хижина, к песчаному берегу моря у устья ручья и т. д. (…).