– Здравствуйте.
– Здорово.
– Салют.
– Привет «Синему Домино».
Разноголосно ответил зал.
– Друзья. Я хочу предложить вашему вниманию прекрасного артиста Вадима Орг. Он один – группа любимых вами певцов.
В зал заглянул Лещинский, осмотрелся и скрылся в дверях.
На эстраду поднялся человек в костюме Пьеро.
Огромные густо подведенные глаза грустно посмотрели в зал.
Он поклонился.
Зал вспыхнул аплодисментами.
– Друзья, – сказал Пьеро, – я много лет дружил с Сашей Вертинским. Мы были с ним на Юге. Но он уехал, а я вернулся домой. Когда мы пели за ширмой, слушатели частенько путали нас. Сейчас я исполню вам романс Александра Вертинского, который вы, наверняка, не слышали – «Дорогая пропажа».
Зал зааплодировал.
Артист подошел к роялю. Пробежал по клавишам, проверил настройку и, прежде чем набрать первый аккорд, повернулся к залу.
– Друзья, первый куплет я спародирую Сашу, а остальное буду петь сам, уж больно мне нравится романс.
Он несколько секунд посидел молча и опустил руки на клавиши.
И внезапно зал кафе наполнил грассирующий голос Вертинского:
Зал затих, истово слушая слова о несложившейся любви.
Баронесса за угловым столиком вытирала глаза платком, ее девицы утихли, замолчали люди в щеголеватой коже.
Блюмкин глубоко вздохнул, Олег посмотрел и увидел совсем другое лицо страшного чекиста, было печально.
А певец продолжал:
– А теперь пою я, – объявил певец.
Голос певца был чуть хрипловатый, но удивительно красивый, и последний куплет он спел с необыкновенным чувством.
– Браво!
– Бис!
– Давай!
– Еще!
Глеб выдернул из кармана куртки пачку кредиток, вспрыгнул на эстраду и положил их на крышку рояля.
Одна из девиц Баронессы по ее приказанию тоже отнесла деньги.
Блюмкин встал, вытер глаза, поднялся на эстраду, снял с пальца перстень с черным камнем и надел на руку певцу.
Зал безумствовал.
В это время вошел Арнаутов с неизменным скептическим выражением лица.
Он подошел к Леонидову.
– Здравствуйте, Олег.
– Добрый вечер, Павел Сергеевич.
– Что за дикий ажиотаж?
– Певец прекрасный, исполнил славный шансон Вертинского.
– Саша сошел бы с ума от радости, увидев, как принимают его пошлятину.
– Вы неправы, очень милые слова и мелодия прекрасная.
– Олег, когда я шел сюда…
За их спиной неслышно возник Блюмкин.
– Так вот, – продолжал Арнаутов, – очень милый молодой человек передал для Вас записку.
Арнаутов протянул Леонидову свернутый вдвое листок.
– Что за человек? – спросил Леонидов.
– Не старый, в форме железнодорожника. Сказал, что не хочет подниматься, мол, здесь есть человек, который может устроить ему неприятности.