– Тата на снимке. Как она тебе?

Я пожала плечами.

– Может, раньше она и выглядела симпатичной, но сейчас смахивает на куклу. Брови просто катастрофа, надо же такой ужас нарисовать.

Киса засмеялась.

– Лампудель, ты ужасно наивная. Брови сейчас все такие делают. И ресницы наклеивают.

– Результат пугает, – вздохнула я. – Получается кукла. Ничего натурального.

Я встала.

– Ты куда? – зевнула Кисуля.

– Спать хочу, – призналась я, – завтра рано вставать.

– Мою благодарность не описать словами, – сказала Ксения, усаживаясь на сиденье, – вчера я чуть от ужаса не скончалась, когда Михаил позвонил. Но с вашей командой мне ничто и никто не страшен. Право, неудобно, что вы так много времени на меня тратите. Вы хотели со мной поговорить? Готова ответить на любой вопрос.

– Почему Филипп после окончания школы вдруг перебрался из центра Москвы бог знает куда? – осторожно начала я. – И не стал поступать в институт?

Ксения отвернулась к окну.

– Это длинная и грустная истории. Долго рассказывать.

– Пробка, – объявил Макс, – похоже, мы застряли. Ксения Львовна, вы любили двоюродного брата?

– Очень, – вздохнула Ушакова. – Для меня он был брат без приставки «двоюродный». Зеленов был крайне ранимым человеком, но сдержанным. Постороннему трудно было понять, что у Фила в душе. Но я всегда видела, как ему больно, неприятно от слов злых людей. В свое время Филипп решил завести «Инстаграм», назвал его «Любимое дело», стал выкладывать фотографии. Принесли ему останки платья, Зеленов его воссоздал и рассказал, как делал вышивку золотыми нитями. И полилось дерьмо полноводной рекой. Чего только народ не писал. «Не мужское это занятие», «Выброси рухлядь», «Фигней занимаешься, иди работать». Брат закрыл страницу. Никому не ответил. Но я чувствовала, как ему больно. Почему Филипп не поступал в вуз, получив «золотой» аттестат? Попробую объяснить, хотя придется углубиться в дебри семейной истории.

Ксения сделала глубокий вдох.

– Майя Алексеевна, мать Зеленова, была на редкость взбалмошной особой. Основная ее забота – чистота в доме. В детстве я думала, что она сумасшедшая. Только войдешь к ним в прихожую, раздается крик:

– Туфли сними, не мусори.

Не поздоровается, никаких слов приветствия не произнесет, сразу в регистре визга общается.

Пойду руки мыть, она за дверью:

– Кран до упора не отворачивай, зеркало забрызгаешь.

Она заставляла помощниц весь день носиться с тряпкой, веником, губкой, до остервенения начищать плиту, раковину, холодильник, пылесосить ковры. Я старалась без особой необходимости к Зеленовым не заглядывать. Кричала под окнами: «Фил, выйди». Частенько окно открывалось, появлялась тетя, и мне доставалось за шум. Папа умер, едва я пошла в седьмой класс, мама скончалась за два года до моего выпуска из школы. Дядя привел меня в свою семью. Я отбивалась от чести жить у Петра Филипповича как могла, говорила: «Я уже взрослая». Но ничего не вышло. Меня поселили в семье Фила. И вот тут мне стало ясно: тетя на всю голову больная. Настроение у нее менялось с невероятной быстротой. Войду вечером в столовую, Майя нежно улыбается.