Миша Касатонов был пристегнут за руку к худенькому сержанту в огромной фуражке. Миша был очень бледен и постоянно слизывал пот с верхней губы.

— Касатонов, покажите еще раз, как вы наносили удары, — ласковым голосом сказала Плоткина, кивнув Сергею. — Коля, зайди, пожалуйста.

Участковый Коля с готовностью стал изображать Челищева-старшего. Наверное, он в этот момент думал, что в нем погиб великий артист. А может, думал, что еще не погиб.

— Я испугался, — заговорил Касатонов, — хотел бежать, но мужик схватил меня за горло, и я, обороняясь… Сергея затрясло, и он сел на диван, доставая сигарету.

— Володя, снимай! — ласково повернулась Плоткина к криминалисту.

— Покажите, как вы наносили удары.

— Ну, вот так, примерно, — Касатонов махнул правой рукой, прикованной к левой руке сержанта, и замер. Вдвоем они стали напоминать известную скульптуру Мухиной «Рабочий и колхозница».

— Сверху вниз? — уточнила Плоткина.

— Да, — трясущимися губами прошептал Касатонов. — Показать трудно — рука закована…

— Момент, — метнулся к Касатонову с сержантиком Чернов. — Я мигом, Мария Сергеевна… Суетливыми движениями Валера отстегнул Касатонова от сержанта.

— Так как вы били?

— Вот так… — Касатонов махнул рукой сверху вниз, в грудь важного участкового Коли.

Все движения Касатонова были какими-то замедленными, казалось, он о чем-то лихорадочно думал, и Сергей вдруг забеспокоился.

— Покажите еще раз, как? — не отрывая глаз от бумаг, переспросила Плоткина.

— Вот так!

Участковый Коля, казалось, просто сломался от страшного удара ребром ладони в горло. Чернов, получив «вертушку» в голову, падал с не успевшей сойти с лица улыбкой. Криминалист Володя непонятно каким образом отлетел в дальний угол комнаты вместе с видеокамерой, а у ног Касатонова, держась за живот, скулил сержантик, на голове которого каким-то чудом продолжала держаться фуражка. Плоткина подняла от бумаг непонимающие глаза.

— Ты че, блядь, де… — Второй участковый, решивший заглянуть в квартиру на шум, не договорил, вышвырнутый ударом входной двери на лестничную площадку.

— Не стрелять! — истошно заорал Челищев, проскакивая мимо понятых, превратившихся в экспонаты музея восковых фигур, и перепрыгивая через блюющего на пол сержантика…

Касатонов сначала рванулся было вниз, но на площадке второго этажа щелкнул затвором бледный от решимости милиционер. Тогда Касатонов ринулся наверх: «Чердаком уйду!»

Он поступал, не думая. Повинуясь приказам могучего инстинкта самосохранения, он бросился наверх, к люку на крышу.

— Не стрелять! — орал Челищев, выскакивая на лестницу.

— Стой, сука! — захрипел участковый, лежавший на лестничной площадке, пытаясь достать пистолет из-под плаща.

Челищев, задыхаясь, бежал за Касатоновым, который уже перелезал через решетку, отделяющую последнюю площадку от остальной лестницы. Люк на крышу был открыт.

— Стой!

— Отсосите, пидоры! — визгливо выдохнул Касатонов.

Тут снизу гулко ударили два выстрела.

Миша замер на решетке, будто задумавшись о чем-то, а потом разжал пальцы и упал в пролет…

Челищев помчался вниз, мимо открывающихся дверей, в которых белели испуганные лица соседей.