Вот так сложилась их жизнь — ее и Алисы. Такое случалось.

Когда стало окончательно ясно, что сестра ушла навсегда, была рядом и выскользнула, погрузилась в отчаяние и смерть, Кэтрин два дня прорыдала на кровати в своем гостиничном номере. Горе сломило ее. Она надевала простые скромные платья, которые привезла из Висконсина. Горничные приносили ей бульон, беспокоились о ней, спрашивали, не заболела ли она, меняли постельное белье, наливали в ванну горячей воды, взбивали подушки. Кормили птичку.

Алиса была ее ребенком, ее милой девочкой. Часть жизни Кэтрин пребывала в надежде, что у сестры все сложится иначе, что она найдет хорошего человека и уютный дом. Все у нее будет нормально, без излишеств. Алиса станет трудолюбивой, родит детей. Кэтрин согласна была не видеться с ней, она смирилась бы с тем, что они будут существовать отдельно, но к такому исходу оказалась не готова.

За успокоением Кэтрин отправилась в церковь. Она не знала, как себя вести, и попросила одного из священников помочь ей. Опустившись на колени, Кэтрин молила о прощении, о придании жизни нового смысла. Ответа не последовало. Бог как всегда молчал.

Ангелы не спустились, светловолосый Христос-младенец не явился, не прозвучали утешающие голоса. Чуда не случилось. Она была мертва, как будет мертва и Алиса.

Священник благословил Кэтрин, отпустил грехи и начертил над ее лбом крест. Ей стыдно было признаться, что она не поняла обряда, бессмысленного для нее.

Иногда она не спала по нескольку дней или, наоборот, целыми сутками не просыпалась. Отправляясь в кровать, не знала, темно или светло будет на улице, когда она проснется.

Если темно, то шла к Антонио. Если светло, то оставалась в своей комнате. Горничные приходили и уходили, а она читала стихи, которые дал ей муж, — длинную поэму обо всем на свете. Кэтрин мечтала о саде, который начнет создавать весной.

Она отправила Труиту письмо. Сообщила, что приедет домой, но не сказала точно, привезет ли Антонио. Написала лишь, что это вполне вероятно, так как он вроде начал с ней соглашаться. Кэтрин извинилась за свое долгое отсутствие. Выразила надежду, что Ральф хорошо себя чувствует, задала вопрос о миссис Ларсен. Пожаловалась, что в Сент-Луисе даже близко не ела такой хорошей пищи, как у миссис Ларсен, и это было правдой. Прошлое Кэтрин сгорало у нее на глазах. Она попросила Труита прислать за ней вагон.

Поезд уже ждал ее на станции, но она отправилась на последнее свидание к Тони Моретти. Было темно, воздух утратил свою резкость. Хребет зимы сломался.

Кэтрин постучала в дверь Тони, ее колотило от знакомого гнева. Где же чудо? Почему она всегда оказывается посреди натянутого каната, между началом концом?

Моретти был гибок, словно тигр, готовый к ночной охоте. Он ненавидел Кэтрин. Жалел ее. Нуждался в ней. Его потрясла ее спокойная простая красота, которой он раньше не замечал. Но было в ней и что-то еще что-то новое.

— Хочу сказать тебе кое-что. Кое о чем попросить

— Да ты прежде войди.

Это было так просто. Она мысленно подбирала нужные слова. Тони был самым близким ее любовником, она давно испытывала к нему нежность. Кэтрин увидела открытый шкаф, а в нем свои бесполезные украшения, шляпы, сумки, экстравагантные платья. Казалось, она носила их в другой жизни. В той, которая была для нее потеряна. Платья стали печальными напоминаниями, точно грязные тарелки после обеда.