– Я думаю, как много человек придет со мной попрощаться. Кто станет искренне плакать, а кому будет все равно… Мне было бы интересно взглянуть на маму. Она бы точно страшно расстроилась. И раскаялась. Горько плакала бы у гроба и говорила: «Ах, почему я так мало проводила времени с Агнией?»
Федя молча слушал мои ночные бредни. Потом тоже уселся на кровати и потер глаза.
– Ты это все серьезно?
– Да. Зачем мне с тобой шутки шутить?
– Ты, оказывается, очень страшный человек, Агния.
– Я знаю.
– И жуткая эгоистка.
– Угу.
– И еще очень одинокая.
– О-о-о, – протянула я, изображая умиление. – Как здорово ты читаешь людей, Федя. Кстати!
Я осмелилась и взяла его за руку. Провела пальцем по одной из татуировок на предплечье. Я уже давно успела разглядеть красивого дракона. И татуировку на шее наконец рассмотрела. Русалка… Я осторожно провела по ней указательным пальцем. От кадыка до Фединых ключиц…
– Что означают твои татуировки?
– Мифология, сказки…
– Ты любишь сказки?
– Кто не любит сказки? – посмотрел на меня Федя.
– У меня тоже есть одна татуировка, – решила признаться я.
– Правда?
– Ага. Я ее сделала втайне от мамы на свое шестнадцатилетие. Татуировка глупая. Но, как оказалось, очень пророческая.
Я осторожно приподняла край футболки и продемонстрировала надпись: «Maybe some people aren’t meant to be saved».
– Что это? – спросил Федя, вчитываясь.
– Некоторым людям не суждено быть спасенными, – сказала я.
Теперь Федя осторожно провел пальцем по черным буквам, обжигая кожу, а затем посмотрел на мое лицо. Его взгляд остановился на губах, и я едва не задохнулась от волнения.
– Пожалуйста, – попросила я шепотом. – Я знаю, что ты хочешь сделать. Не надо меня целовать. Я этого не хочу. Иначе все будет необратимо.
Я вспомнила про свой отъезд и теперь ясно поняла, что, если все зайдет слишком далеко, я не смогу его отпустить. Я с ума сойду в разлуке с этим человеком. И весь мой надуманный будущий мир лопнет как радужный мыльный пузырь.
– Тогда одерни, пожалуйста, футболку, – хриплым голосом попросил Федя. – А то у меня уже и так сносит башню.
Я поспешно поправила футболку, сама поцеловала Федю в лоб и снова легла, на сей раз укрывшись одеялом до самого подбородка. Наверное, теперь Федя сочтет меня за совершенно чокнутую. Ненормальную. Быть может, так ему легче будет остыть ко мне?
– Знаю, что все это странно, – сказала я, когда Федя снова лег рядом. – И я даже не хочу, да и не смогу все это объяснить. Просто у меня столько проблем…
– У меня тоже есть в жизни одна большая проблема, – сказал Федя. – Я вечно влюбляюсь не в тех девушек.
Роня
Ночью снова прошел сильный снегопад. А утром я проснулась от страшного скрежета – дворник расчищал тротуар, соскребая выпавший снег с асфальта.
Выглянув в окно, я даже не сразу узнала наш нарядный двор. Крыши соседних домов пышно белели. От искрящегося снега заболели глаза. И голова страшно трещала. Мы с Юлькой, сбегая от Феди, прихватили со стола бутылку с остатками красного вина. Я обычно совсем не пью, поэтому мне хватило пары бокалов, чтобы забыться. Я потерла глаза и вдруг вспомнила все события прошедшей ночи. Захныкав, прижалась горячим лбом к холодному оконному стеклу.