Сегодня мне достался красный угол. Почему-то меня интуитивно всегда больше тянуло в синий, красный казался слишком уж агрессивным, да и каким-то спартаковским, тогда как синий цвет присутствует в эмблеме любимого московского «Динамо». Но в данном случае выбирать не приходилось.

На полуфиналах зал был заполнен до отказа, хотя суббота у греков, как я выяснил, считалась рабочим днём. Может, специально за своего пришли поболеть? Как-никак Ксенакис остался единственным представителем Греции и на этой стадии турнира. Ещё, кстати, и телевидение местное подтянулось, понятно, что главное внимание будет приковано к персоне моего противника.

Поднимаюсь на ринг — народ в зале кричит, свистит, топает ногами. Кажется, что даже вполне отчётливо слышу: «Русский, умри!» Ого, это кто там такой дерзкий, еще и знающий русский? Во всяком случае, выучивший как минимум эту фразу…

Но шарить глазами по трибунам некогда, рефери приглашает в центр ринга, мы жмём друг другу перчатки, и снова по углам. Удар гонга едва слышен на фоне шума трибун, но рефери из Чехословакии сводит ладони вместе почти до конца, и мы с Ксенакисом покидаем свои углы, начиная свой боевой танец к восторгу пяти тысяч зрителей.

Я первым выбросил джеб левой, который соперник легко принял на перчатки и тут же попытался ответить двойкой. Я просто уклонился и сделал шаг в сторону, однако трибуны так заревели, словно оба удара достигли цели. Нет, всё-таки желательно закончить бой досрочно, иначе, чего доброго, судьи под влиянием болельщиков и впрямь начнут приписывать греку несуществующие попадания.

Минуты две прошли в обоюдной разведке, и только в последней трети раунда я перешёл к активным действиям. Стал работать сериями, пытаясь нащупать слабое место в обороне противника. Тот, почувствовав, что раунд от него может уплыть, тоже стал проявлять активность, стараясь прижать меня к канатам или загнать в угол. Пару раз ему это удалось, но я в своей защите не оставил ему ни малейшей лазейки, а после его атак сам контратаковал и разрывал дистанцию.

— Всё было нормально, но если чувствуешь в себе силы — во втором раунде постарайся прибавить, — советовал в перерыве Саныч, обмахивая меня влажным полотенцем. — Сам видишь, как тут болельщики орут, а судьи, они ж живые люди, на них это тоже действует.

Вытащил из моего рта капу, брызнул в рот через трубочку водой из пластиковой ёмкости, я прополоскал рот и выплюнул жидкость в подставленное пластиковое ведёрко.

Во втором раунде грек снова работает в привычной уже для меня манере со средней дистанции, выбрасывая хоть и резкие, но не очень чувствительные удары. Так что его попадания если и достигали цели, то носили отнюдь не фатальный характер. А вот мои удары встряхивали Ксенакиса так, что даже неистовые греческие любители бокса в эти моменты снижали градус боления. А в середине раунда мне удалась комбинация, которую мы с Храбсковым отрабатывали на тренировках: двойка на дистанции, шаг вперёд с боковым слева, апперкот правой, и снова двойка, но уже на отходе с разрывом дистанции. Вот только боковой левой я провёл не в голову, а в печень, удачно в последнюю долю секунды заметив, что она у соперника приглашающе открыта. Апперкот правой хоть и пришёлся больше по перчаткам, но они у Ксенакиса самортизировали в его же подбородок с такой силой, что голова грека подпрыгнула, будто мячик.