На беду, разговор наш начался при Лике, которая вошла в кухню с грязной посудой и услыхала конец статьи.

- Все правильно,- сказала она.- Не место.

- Вам больше бы импонировало, дай я в руки манекену знак, так сказать, профессии? - спокойно спросил Фогель, подставляя под кран пустую кастрюльку.

- Вы меня, дядя Гора, не путайте. Что ж, повашему, в газетах про вас неправду пишут?

- Ну, почему же? Правду. Да только не всю, не полную и не по существу. Так называемая спекуляция громкими словами, когда привлекаются такие средства, что уже неважно, по какому поводу их привлекли, они сами по себе аргумент. Главное в общих чертах верно, поэтому неоспоримость "мелочей", второстепенных допущений и конечных выводов тоже не подвергается сомнению. Смешно спорить, если манекен в витрине громят с позиций эпохи и народа.

- Вы против искусства для народа? - швырнула новый лозунг Лика, сбитая с толку непонятным непротивлением художника. Возмущайся Георгий Викторович написанным, ей было бы легче.

- Упаси бог! - Фогель в притворном ужасе вскинул руки.- Стал бы я иначе на старости лет изобретать синтетические жанры! Потакать, как выразился автор статьи, нездоровым интересам публики...

- И позорить квартиру! - победно закончила Лика, с полотенцем через плечо покидая поле брани.

Фогель зажал двумя пальцами ручку вымытой кастрюльки, поболтал ею в воздухе, точно маятником.

Потом повесил на гвоздик и отправился к себе.

- Георгий Викторович! - Я догнала его в коридоре, тронула за локоть: Плюньте вы на эту чепуху. Не расстраивайтесь.

- Мне-то что, я бы плюнул. Но как быть с теми, кто не доверяет собственному вкусу и по таким вот статьям учится понимать изобразительное искусство?

- Ого, по статьям! Разве вы не видели, сколько народу там, перед витриной? Люди же чувствуют, только сказать не умеют.

Он уже открыл дверь в комнату, обернулся на пороге, с интересом посмотрел на меня:

- К счастью, а в данном случае - как раз к несчастью, в искусстве вопросы правоты-неправоты не решаются голосованием. Большинству может неожиданно понравиться что-нибудь низкопробное, которое сегодня, сейчас отвечает настроению каждого. Легкость и бездумная непритязательность сами по себе сила. Я уж не говорю о моде, об инерции подражания. Отцвели же песни-однодневки "Мишка", "Ландыши". А уж как гремели, помнишь? Хотя, что я, где тебе помнить...

- А вот и помню! - Я слегка обиделась.- "Мишка, Мишка, где твоя улыбка?"

- Да-да, вижу, что помнишь,- Георгий Викторович улыбнулся.Действительно, этим песням не так много лет. Они моложе тебя. Тем не менее никто их больше не поет. Забыли. А кто бы и хотел спеть, будет немедленно обвинен в дурновкусии.

В коридор выглянула мама:

- Аня, опять ты мешаешь дедушке отдыхать? Марш домой!

- Сейчас, мамочка. Вот только объясню Георгию Викторовичу про его скульптуру.

Я испытывала благодарность к Фогелю за взрослый разговор, хотела, чтоб ему не пришлось о нем пожалеть.

- Георгий Викторович, разве сами вы не уверены в своей правоте?

Он долго рассматривал что-то у себя на ладони.