— Вытяни руки вперед, разожми кулаки.

Руки дрожали.

— Разверни ко мне тыльной стороной.

Холодные пальцы пробежались по венам на локтевых сгибах, потом — по венам на ступнях ног. Сильно надавили несколько раз.

— Стяни трусы до колен.

Врач заставил Колю поднять член вверх и заглянул туда, словно грибник, который ищет подосиновик под веточкой. Надавил большим пальцем. Коля вскрикнул.

— Тихо.

Коле пришлось еще несколько раз повернуться вокруг оси, пока врач, задрав очки на высокий лоб, стучал пальцами по правому подреберью, щупал и растягивал кожу на спине, лопатках, животе, ягодицах. Наверное, искал какие-то таинственные письмена. Шифровки.

— Что это? — он показал на царапину под коленкой.

— Упал, — сказал Коля Лукашко.

— Брешешь.

Коля ничего не ответил и отвернулся. Все это время третий Посетитель — высокий, скуластый, лицо как обитый угол дома — шарил по комнате, выдвигая из-под кроватей чемоданы, вытряхивая их содержимое на пол, сбрасывая книги с полок, переворачивая тумбочки, из которых сыпалась шелуха от семечек и хлебные крошки.

Нашел на полу влажное полотенце, понюхал. Улыбнулся.

— Глянь, Владимир Иванович.

Он сунул полотенце под нос врачу. Тот потянул носом, серьезно посмотрел на Колю Лукашко.

— Ты — придурок чертов, понятно тебе? — сказал Рульковский.

— Я ничего не знаю, — сказал Коля. — А вы кто такие?

— Не валяй дурака. Ты прекрасно знаешь, кто может поднять тебя среди ночи.

Вину-то чувствуешь, — утвердительно сказал скуластый. — Но я тебе поясню на всякий случай: уголовный розыск, отдел по борьбе с наркобизнесом.

Огромные руки скуластого, два мощных зажима-манипулятора, сдавили плечи Лукашко.

Острый орлиный нос, а за ним широкие лемеха-скулы; если он саданет сейчас, Коля развалится, как комок глины под плугом.

— Где «дурь», Николай?

— Нет у меня никакой «дури»!..

— Не звезди. Ты курил сегодня с дружками, вся комната провонялась.

— Я ничего не знаю! Нет у меня ничего!

Плечи сдавило так, что, Кажется, пальцы скуластого должны коснуться друг друга через кожу Лукашко. А потом Рульковский увидел что-то. Пустой полиэтиленовый пакет, в каких обычно продают сахар, — лежит себе на подоконнике, почти на самом виду. Рульковский все сразу понял, взял пакет, провел пальцем по внутренней поверхности. Попробовал на язык. Присел на корточки рядом со скуластым.

— Опоздали, — сказал он тихо. — Позвони Агеев вчера, мы бы этим щенкам полную жопу огурцов натолкали бы.

Скуластый велел Коле Лукашко встать на кровать коленями и повернуться к стене, а сам подошел к врачу.

— Дай-ка сюда.

Он взял пакет у Рульковского, встряхнул, постучал пальцами по стенкам. Внутри слабо колыхнулась коричневая пыль, будто оставленная когда-то ночной бабочкой.

— Сколько нужно по минимуму? — спросил Рульковский.

— Две сотых хотя бы, — сказал скуластый. — Да и то, это же по первому разу…

Себе дороже.

— Сколько здесь?

— Полсотни не наберется. Ладно, а у тебя что?

— Мышечный тремор, потливость, вены и язык чистые. Без хроматографии я, сам понимаешь, никуда… Единственное, что могу сказать: парни зарядились вчера вечером, и это был только гашиш, без сочетаний.