— Витя живет в общежитии, а жена отдельно, у родителей, — объясняет Денис. — У них одна комната, и все не помещаются.

Конечно, этим признанием он подрывал престиж своей страны, но в конце концов сейчас гласность, скрывать недостатки перестали. А истинную причину их нахождения на прогулочном катере надо скрыть любой ценой…

— Вечером Витя зайдет ее проведать, понимаете? Навестить. И снова пойдет в общежитие.

— Муж и жена живут отдельно?!

— Да. Но скоро им дадут комнату в общаге. В смысле в общежитии.

— Скоро дадут! — воспрянул Витька. — Профком обещал!

— А шампанское… Не слишком ли оно дорогое для неимущих студентов?

— Мы это… Подрабатываем, — выпятил грудь Витька.

— Да? Интересно, где же?

— Грузчиками в магазине.

Мадлен окинула взглядом его фигуру и теплыми пальцами мягко взяла Дениса за руку. Когда-то он занимался боксом, и кулак с разбитыми костяшками выглядел внушительно. Но она разжала его и нежно провела по ладони.

— Вы не успели испортить руки, — серые глаза потускнели.

Дальше беседа протекала вяло. Мадлен не выпытывала государственных секретов, не высказывала никаких просьб и не давала поручений, не пыталась соблазнить и завербовать, не просила адреса для переписки, словом, не делала ничего запрещенного, да и разрешенного тоже не делала. И все остальные французы вели себя идеально: не вступали в контакт с местными, ничего не передавали, не разбредались, даже в бар не пошли.

Погода испортилась: полил мелкий, колючий дождь, волны приобрели свинцовую окраску и покрылись белыми барашками. Легко одетые иноки забились под тент, зябко поеживались. Только Мадлен с удовольствием подставляла лицо холодным брызгам. С мокрыми волосами и разрозовевшимися щеками она выглядела очень привлекательно.

Денис поймал себя на мысли, что никогда раньше не засматривался на женщин ее возраста. А сейчас… В груди расширялся теплый шар, наперекор погоде согревая все его существо. Уж не влюбился ли он? С первого взгляда, в иностранку, которая через пару дней навсегда уезжает из страны… Любовь способствует безумствам. Он знает, как надо держаться и что говорить, чтобы беспрепятственно пройти в «Кавказ», и он легко может установить номер, в котором она живет. Только что дальше? Нет, все бесполезно…

— Что вы делаете завтра? — не удержавшись, спрашивает он. — Или сегодня вечером?

Я мог бы показать вам город. И окрестности…

— Невозможно, — Мадлен безразлично качает головой. — Сейчас у нас прием в горисполкоме, потом я лягу спать. А завтра весь день тоже расписан по минутам.

Денис отчетливо чувствовал: в Мадлен что-то изменилось. Она поддерживала разговор, задавала необязательные вопросы, впопад отвечала, по-прежнему мило улыбалась. Но это уже была другая Мадлен. Теперь он не ощущал ни прежнего интереса, ни расположенности, только безразличие и усталость. Лишь элементарная вежливость заставляла ее поддерживать разговор. Настроение у Дениса испортилось.

Перемены в поведении женщины он отнес на свой счет. Дурацкая трубка, бурчащий живот, идиотское шампанское без закуски, как на вокзале…

Когда катер уже развернулся и возвращался к причалу, толстый веселый дядька в джинсовых шортах неожиданно навел на них фотоаппарат.