Когда его кончат, мне надо будет уходить отсюда. Искать новое пристанище. На чердаке не останусь, конечно; хватит мелькать по подъезду туда-сюда — жильцы и так начинают догадываться о чем-то, позвонят — и возьмут теплого. Да и не только в этом дело… Лучше всего попробовать сорваться в Туапсе или Сочи, там хоть не замерзнешь зимой.

Почему я так уверен, что Лоб и этот, круглоголовый, кончают Метлу? Да просто уверен, и все. Когда его вели, я рассмотрел: волосы на затылке свалялись, смотреть тошно, глаза косят — заяц кастрированный, да и только. Я сразу вспомнил Есипенко, его день рождения, трубу вспомнил с облупленной краской. Собаке собачья смерть. Хой не тот человек, который станет усложнять себе жизнь только из-за того, что Метлу сдала какая-то Машка. Не будет никакой просторной квартиры в центре города, не будет сосисок, фруктов и видеотеки. Я знал, что Метлу уберут и еще подметут за ним, чтобы мусоринки не осталось…

Ага, вот кто-то схватился за занавеску с той стороны. Ткань сморщилась, натянулась, а потом ухнула вниз вместе с карнизом. Но все равно ничего не видно, темнота одна. Да мне и не хочется смотреть, насмотрелся уже.

Ведь когда я стоял над хрипящим Есипенко и просил Метлу, чтобы дал мне пистолет, — он не дал. «Трубой кончай», — сказал.

Стрелять Метлу не будут, точно. Домишко панельный, все слышно, зачем рисковать?

И череп ломать не станут, хоть Метла и заслужил… Нет, задушат. Лоб вырубит, а этот круглоголовый — он, возможно, специалист у них по удавкам, — этот петлю набросит. Какая-то международная конвенция, не помню какая, запретила исполнение смертной казни через повешение. Большая ученая комиссия научно доказала, что повешенный здорово мучается, прежде чем отдаст концы. И говорят, что в этот момент он кончает. Непонятно. От ужаса, что ли?

У меня было однажды — купался на Дону, попал в холодное течение, ноги свело, стал тонуть. Работаю руками как мельница, а все равно тело будто кто-то вниз тянет. Раз глотнул воды, другой. И я почувствовал это — когда внутри тебя гораздо больше, чем снаружи, этот дикий животный ужас… Короче, не повезло Метле. Труба лучше. Нет, кроме шуток — я же знаю.

Сижу, думаю: а вот не лопни тогда канализация, не напорись я на этот чердак, — что бы сейчас со мной было? Лежал бы холодненьким на каменном столе.

Комедия. Они наверняка сказали Метле то же, что говорил он мне тогда: сделай этого выродка (меня то есть), живым оставим. Метла старался, не зря целый день без жратвы в машине просидел. Не получилось. Может, эта неудача ускорила его конец.

За окном мелькнул жидкий синий свет, узкая полоска. Это из подъезда, там флюоресцентная лампа, мигает все время, на нервы действует. Значит, кто-то вышел из квартиры, дело сделано.

Ну да, вот они: Лоб и круглоголовый. Вдвоем. Спортивной походкой завернули за угол, там у них где-то машина стоит. Не дай Бог появится сейчас та девчонка, плотвичка серебристая, увидит их. Бояться нечего, просто неприятно. Не хочу, чтобы она даже взглядом поганилась об их дегенеративные рожи.

Вспомнил: когда из сраной квартиры сбегал, забыл футболку свою пропотевшую, она в ванной в тазу валяется. Хотел еще порвать, в ведро мусорное выбросить, и забыл. Когда Метлу найдут там, футболку мою тоже обнаружат. Хотя откуда товарищ Петровский узнает, что это именно моя футболка? По поту, волоскам? Конечно, конечно. А если и узнает — мне от этого не холодно и не жарко, все равно председателем пионерской дружины мне уже не стать.