– А почему «вечные»?

– Потому что ни вчера на свет родились. Эти «цивилизованные прогрессисты» ещё во время Крымской войны в 1853 писали пасквили о русской армии в «Колокол» Герцену и приходили поглазеть на берег финского залива, как британские корабли обстреливают Кронштадт, шумно радуясь каждому удачному попаданию. Позже, во время русско-японской, в 1905 слали письма японскому императору, поздравляя его с победой при Цусиме и со взятием Порт-Артура.

– А сегодня они посылают поздравления Вильгельму?

– Есть честно призывающие всемерно содействовать поражению России. Но гораздо опаснее те, кто ратует за войну до победного конца, исподволь готовя полное разложение и уничтожение Отечества. Я не буду сейчас митинговать на эту тему. Вот проект приказа № 1. Он будет оглашён заговорщиками в случае удачного государственного переворота. Прочитайте внимательно, не торопясь, а потом продолжим…

– Что случилось, Алексей Ефимович? – прошептал Распутин, выйдя за двери с Вандамом, – почему вы так отчаянно жестикулировали?

– Вы мне говорили о том, что вам нужно из толпы выделить ваших поклонников, но, как мне кажется, совершенно забыли про тех, кто может прямо завтра отправиться с полученной информацией в Охранку. А такие, думаю, в зале тоже есть.

– Благодарю за трогательную заботу о моей персоне, – Григорий искренне улыбнулся встревоженному генералу, – но шила в мешке не утаишь, и глупо шифроваться, забираясь на трибуну. Не беспокойтесь. Ничего принципиально нового жандармское отделение не узнает, а репрессии, боюсь, разворачивать уже будет некогда. Прорвёмся…

Распутин с Вандамом недолго отсутствовали в импровизированном офицерском клубе, а по возвращению обнаружили не сонную обстановку вечернего собрания, а бурлящий котёл страстей в процессе перехода от убеждения к рукоприкладству.

– Да мне плевать на форму обращения. Лишь бы оно было уважительным! – горячо убеждал Балахович раскрасневшегося фон дер Лауница. – Что вас так коробит, господин поручик?

– Меня не коробит, как вы изволили выразиться, обращение, – пыхтел потомственный остзейский барон, – меня задевает и ранит смерть вековых устоев!

– Каких «вековых», поручик? Я вас умоляю! – втолковывал барону шляхтич. – Нынешнему титулованию две сотни лет, а русской армии – больше тысячи…

– Господин поручик, вы на войне часто придерживались сих строгих традиций? – философски размышлял Ставский, – команду «отставить титулование» на фронте я слышал гораздо чаще повеления его придерживаться. А все эти торопливо-произносимые «вашбродь» только коверкают первоначальный смысл слов и обесценивают защищаемые вами традиции.

– Превращать боевую работу в митинг недопустимо, – горячился обычно спокойный и рассудительный Грибель, – согласовывать оперативные планы с солдатскими комитетами – бред больного воображения…

– Так может они не для этого создаются, – пожал плечами Зуев.

– А для чего, позвольте осведомиться? За каптёрщиками следить? Портянки пересчитывать?

– Кстати, было бы неплохо, – хмыкнул Надольский. – Ротная кладовка – место, где бесследно исчезает множество полезных вещей…