– Ничего не скажу! Ни слова больше от меня не услышите! Хоть на куски режьте!

– Да? – Распутин на секунду остановил процесс приматывания революционера к креслу, – вы уверены? Вас когда-нибудь резали на куски? Поверьте, есть порог, за которым люди говорят всё. Но лично для вас и товарищей я приготовил совершенно другую программу и не буду причинять вам боль.

Распутин выложил из своего саквояжа медицинский пенал и бережно достал оттуда шприц.

– Скополамин! Великолепное обезболивающее, широко используется в анестезиологии, хирургии и других медицинских направлениях. Название происходит от пасленового растения Scopolia, её ещё называют белладонна, такие веселые белые цветочки-колокольчики… Видели когда-нибудь? Да это неважно. Что-нибудь знаете об этом препарате? Нет? Не беда – расскажу… Дело было ещё до войны. В американском штате Техас акушер Роберт Хаус принимал роды на дому и ввел роженице скополамин, широко используемый, как обезболивающее средство. Доктор попросил отца принести домашние весы, чтобы определить вес ребëнка. Муж долго искал их, но не смог найти. Когда он в раздражении крикнул – «где же эти чëртовы весы», женщина чётко ответила: «они в кухне, на гвозде за картиной». Доктор был поражён. Роженица была в состоянии прострации, она ещë не понимала, что у неё уже родился ребëнок, но дала четкий, правильный ответ на поставленный вопрос. Удивительно, правда?

Балагуря, Распутин привычными движениями примотал руки революционера к ручкам кресла, задрал рукав рубашки и затянул петлю выше локтя.

– Скополамин блокирует в головном мозге нейромедиаторы, отвечающие за доставку информации, связанной с краткосрочной памятью, – продолжил он, глядя прямо в расширившиеся от ужаса зрачки Фюрстенберга-Ганецкого, – поэтому пациент не помнит, что с ним было после ввода препарата. Он становится непривычно разговорчивым, испытывает непреодолимую потребность излить душу, выговориться, но при этом забывает, что с ним происходило в течение последних нескольких часов, не может себя контролировать, становится послушным рабом чужой воли и иногда совершает даже противозаконные действия. Представляете? Одним словом, чрезвычайно полезная вещь. Ну что, товарищ, полетаем?…

– А может быть можно было по-другому? Как-то это непривычно… жестоко…

Анна передёрнула плечами, словно ей за шиворот попала льдинка. Распутин взял в свою ладонь прохладные тонкие пальцы, прикоснулся губами к запястью.

– Не вижу ничего жестокого в амнезии. Наоборот – это самый гуманный из всех вариантов. Альтернативой была их ликвидация, а так – полежат, полечатся, может быть что-то и вспомнят со временем. Гипноз не всемогущ. Поймите, моя королева, это не люди, а функции с вложенным в их головы текстом, пустыми глазами, ненавистью к окружающей среде и страстью к разрушению, как единственной движущей силе. Это позже поймут их соратники и, разобравшись, не задумываясь, поставят к стенке.

– Когда?

– Радека и Ганецкого должны будут расстрелять в 1937. Воровскому повезёт умереть своей смертью на десять лет раньше… Ближайшие пару лет они проведут в психлечебнице, но в результате останутся живы и, надеюсь, умрут своей смертью от старости, а не от пули вчерашних единомышленников…