– Ладно, – сказал Макдоналд, – вы, ребята, здесь и оставайтесь.

– Сэр, мы – служащие федеральной Таможни…

– Правильно, и я вас вызвал, и я рад, что вы прибыли так быстро. А теперь вы стойте, где стоите, потому что это – мой самолет, и тип, который там засел, – один из моих пассажиров. Как только он выйдет из самолета и ступит на трап, он станет вашим, и можете делать с ним, что хотите. – Он кивнул Дийру. – Я дам этому сукину сыну еще один шанс, а потом будем ломать дверь.

– Я не против, – ответил Дийр.

Макдоналд заколотил ладонью по двери туалета и заорал:

– А ну, друг, выходи! Я больше просить не буду!

Ответа не было.

– Ладно, – сказал Макдоналд. – Поехали.

Эдди смутно слышал, как старуха говорила: «Что ж, прошу прощения, что я вообще еще не умерла! Я, как видно, просто свалилась с катафалка!»

Он разрезал уже половину клейкой ленты. Когда старуха заговорила, у него дрогнула рука, и он увидел, что по животу у него течет тоненькая струйка крови.

– Зараза! – выругался он.

– Теперь ничего не поделаешь, – сказал стрелок своим хриплым голосом. – Заканчивай скорей. Или при виде крови тебе становится дурно?

– Только при виде своей, – ответил Эдди. Лента начиналась у него над самым животом. Чем выше он резал, тем хуже ему было видно. Он разрезал еще около трех дюймов и чуть не порезался еще раз, когда услышал, как Макдоналд говорит таможенникам: «Ладно, вы, ребята, здесь и оставайтесь».

– Я могу закончить и, может, разрезать себе все до кости, – сказал Эдди, – или можешь попробовать ты. Мне не видно, что я делаю. Подбородок, блядь, мешает.

Стрелок взял нож в левую руку. Рука тряслась. При виде того, как дрожит этот клинок, отточенный до самоубийственной остроты, Эдди стало очень не по себе.

– Может, я лучше сам попро…

– Подожди.

Стрелок устремил на свою левую руку напряженный, неподвижный взгляд. Эдди не то, чтобы не верил в телепатию, но не очень-то и верил в нее. Тем не менее, сейчас он уловил нечто… нечто столь же реальное и ощутимое, как жар, пышущий от духовки. Через несколько секунд он понял, что это такое; концентрация воли этого странного человека.

«Какой же он, к черту, умирающий, если я так мощно чувствую его силу?»

Дрожь в руке стала ослабевать. Вскоре рука только еле-еле вздрагивала. Через десять секунд, не больше, она была неподвижна, как скала.

– Ну, так, – сказал стрелок. Он шагнул вперед, поднял нож, и Эдди почувствовал другой жар, исходивший от него – зловещий жар лихорадки.

– Ты левша? – спросил Эдди.

– Нет, – ответил стрелок.

– О, Господи, – сказал Эдди и решил, что, может, почувствует себя получше, если на минуточку закроет глаза. Он слышал жесткий шорох расходящейся под ножом ленты.

– Ну, вот, – сказал стрелок и отступил на шаг. – Теперь отлепляй, сколько сможешь. А я займусь спиной.

В дверь туалета перестали вежливо стучать и заколотили кулаками. «Пассажиры вышли, – подумал Эдди. – Китайским церемониям конец. Ох, мать твою…»

– А ну, друг, выходи! Я больше просить не буду!

– Дерни как следует, – негромко прорычал стрелок.

Эдди ухватил каждой рукой толстый слой пластыря и рванул, что было сил. Больно было до чертиков. «Кончай ныть, – подумал он. – Могло быть хуже. Вдруг бы у тебя грудь была волосатая, как у Генри».