Впрочем, еще раз справившись в «Мортципедии», Роланд обнаружил: истинный смысл этого места – не только в том, на что он смотрит. Подлинно действенные снадобья держали надежно укрытыми от глаз. Получить их можно было лишь имея указ чародея. В этом мире такие чародеи звались «ВРАТ-ШИ» и записывали свои магические формулы на листочках бумаги – согласно «Мортципедии», «РЕЙСЕПАХ». Это слово было незнакомо стрелку. Можно было бы проконсультироваться более подробно, но он не стал утруждаться. Он знал, что ему нужно, и, быстро заглянув в «Мортципедию», выяснил, где именно в магазине это можно добыть.

Роланд широким шагом двинулся по проходу к высокому прилавку, над которым было написано «ИЗГОТОВЛЕНИЕ И ОТПУСК ЛЕКАРСТВ ПО РЕЦЕПТАМ».

Тот Кац, что в 1927 году открыл на Сорок девятой улице «Аптеку и торговлю сельтерской Каца (галантерея и всякая всячина для барышень и кавалеров)», давно лежал на кладбище, а его единственный сын выглядел так, будто и сам одной ногой уже стоял в могиле. Кацу-младшему было всего сорок шесть, но выглядел он на двадцать лет старше – лысеющий, хрупкий, с желтоватой кожей. Он знал, что про него говорят, будто он – вылитая смерть с косой, но никто не понимал, почему.

Взять хотя бы эту озабоченную, которая сейчас звонит. Миссис Ратбан. Рвет и мечет. Дескать, если он не отпустит валиум по ее треклятому рецепту – сейчас же, СИЮ ЖЕ МИНУТУ! – она подает на него в суд.

Что вы себе думаете, мадам, я насыплю вам этих синеньких шариков по телефону? Тогда она по крайней мере сделала бы ему одолжение, заткнулась – разинула бы пасть пошире, подняв над ней телефонную трубку, и дело с концом.

Эта мысль вызвала у Каца-младшего жутковатую улыбку, открывшую желтоватые зубы.

– Миссис Ратбан, вы не понимаете, – через минуту (целую отмеренную секундной стрелкой его наручных часов минуту) перебил Кац бушующую клиентку. Как бы ему хотелось хоть раз суметь сказать: «Хватит на меня орать, дура-баба! Ори на своего ДОКТОРИШКУ! Он посадил тебя на это дерьмо!» Верно. Проклятые знахари прописывали валиум так, будто это жевательная резинка, а когда решали урезать снабжение, на кого выливалось все дерьмо? На этих коновалов? О, нет! На него!

– Не понимаю? Как это так – не понимаю? – Голос жужжал в ухе у Каца, словно злющая оса в банке. – Я вот что понимаю: я с вашей дрянной аптекой немало дел делаю, все эти годы я была вашей верной клиенткой и…

– Вам, миссис Ратбан, придется поговорить с… – Кац опять взглянул сквозь очки на карточку паскудной бабы, – …с доктором Брамхоллом. Срок действия вашего рецепта истек. По федеральным законам отпуск валиума без рецепта – преступление. «Хотя преступлением в первую голову должно считаться выписывание таких рецептов… разве что тем пациентам, которым прописываешь эту дрянь, даешь нигде не зарегистрированный номер телефона», – подумал он.

– Да нет же, это описка! – взвизгнула женщина. Теперь в ее голосе отчетливо слышались режущие нотки неподдельной паники. Эдди мигом распознал бы этот тон – то кричала дикая Птица-Торчок.

– Ну так позвоните ему и попросите исправить, – сказал Кац. – Мой номер телефона у него есть. – Да. У всех у них был его телефон. То-то и беда. Кац в свои сорок шесть лет был похож на умирающего именно из-за фершлюгинер [проклятых (идиш)] врачишек.