Брак их спасла психотерапия.

Северина с Бенжаменом снова зажили беззаботно, как в первые годы своего союза: они путешествовали, общались с друзьями и занимались любимым спортом. Поскольку не получилось стать родителями, они вновь стали любовниками, а главное, сообщниками.

«Мое дитя — это наш брак», — повторяла Северина с улыбкой своим знакомым, восхищавшимся их союзом.

Поскольку детей у них уже быть не могло, их тандем стал самоцелью.

Они по тысяче раз за день обменивались улыбками, как будто только что встретились. После двадцати лет совместной жизни Бенжамен покупал Северине охапки роз, как во времена первых свиданий, Северина же носилась по магазинам в поисках вещей, которые так удивляют и соблазняют мужчин. В постели они искали утонченные и сильные удовольствия, а воображение помогало им сохранить в сексе его восхитительную непредсказуемость.

«Мое дитя — это наш брак». И он действительно становился их совместным произведением, предметом постоянного внимания, выдумка поддерживала в их союзе жизнеспособность.

Они могли бы продолжать так вплоть до последнего вздоха и стать перед лицом вечности неким подобием современных Тристана и Изольды, не произойди в Шамони один случай…

Могли ли они представить себе, что Альпы станут могилой их союза? Горы были для двух этих спортсменов территорией игры и удовольствия, это было ослепление светом, опьянение скоростью, они испытывали там эйфорию оттого, что для них переставали существовать границы возможного. Если кто-то возвращался в детство на морском берегу между песком и водой, то Северина и Бенжамен обретали свою юность, как только оказывались на каком-нибудь перевале. Пешие прогулки, походы, подъемы на гору — все возможные способы покорения высоты приводили их в восторг.

И тут случилась эта вылазка в горы…

Тем утром, ранним утром, они сели на подъемник, доставивший их на вершину Эгюий-дю-Миди.

Поскольку они были опытные лыжники, то решили уйти с проложенной трассы, на которой было людно, как на парижских бульварах, и насладиться одиночеством в горах.

Перед их взором взлетали вверх чудные альпийские вершины; пики, кратеры, скалы перемежались плато и террасами.

Царская привилегия! Они летели по нетронутому снегу! Вокруг все было чистым, даже тишина. Им казалось, что под этими безоблачными небесами, в чистом и здоровом воздухе они, сжигаемые неумолимым солнцем, возрождаются.

Вершины, вознесенные над темневшей внизу долиной, предлагали их взору свои девственные формы.

Северина и Бенжамен спускались.

Они закладывали виражи и неслись вперед, легкие и гибкие, как пловцы. Воздух загустел, как ликер, от которого они пьянели: свободные, преисполненные гармонией, грацией и пылающей радостью, они наслаждались движением в лучах солнечного света.

Они выехали на тяжелый прозрачный снег. Белоснежное покрывало искрилось.

Неожиданно Бенжамен, прокладывавший лыжню, вскрикнул. Северина инстинктивно наклонилась вперед и взвыла.

Твердая почва под ногами исчезла, какие-то полсекунды они летели кувырком, потом, обдирая бока, покатились по крутому склону, на котором было не за что зацепиться; казалось, это длится вечно.