Как обычно, лицом к лицу со старшей сестрой Альба цепенела: Катрина безапелляционно ставила ее перед свершившимся фактом и считала себя единственным человеком на свете, который вправе уклоняться от выполнения семейных обязательств; притом она ставила на одну доску повиновение Лив, наемной домработницы, и покладистость сестры.

— А у меня есть выбор? — буркнула Альба, прихлебывая чай.

Вот уже сорок лет это была ее манера говорить «да» старшей сестре.

По пути к кардиологическому отделению Альба со страхом думала о встрече с племянником. Будет ли он настаивать на объяснении и как она оправдает то, что избегала встречи с ним? Поймут ли они друг друга? Удастся ли ей рассеять его огорчение, раздражение, обиду? Она так изменилась после гибели Тора. А Йонас возмужал после перенесенной операции. Встретятся двое незнакомых людей, которым придется делать вид, что они старые друзья.

Но стоило ей перешагнуть порог палаты, случилось чудо: их затопил благодатный свет, всегда озарявший их встречи. Они обнялись и стали шутить, смеяться и болтать, опьяненные радостью.

Йонас не заговаривал ни о каких событиях последних недель, и их свидание оказалось простым, теплым и нежным. Переполненный счастьем быть рядом с любимой тетушкой, Йонас скороговоркой выпаливал вопросы и ответы, говорливый и лучезарный. Альбе же казалось, что она окунулась в прошлое, когда она наслаждалась общением с крестником; на нее даже нашло минутное помрачение: увлекшись забавными рассуждениями племянника, она подумала, что вернется домой и увидит угрюмого Тора, прилипшего к монитору.

Медики готовили Йонаса к отправке домой; он, как и следовало ожидать, очаровал весь медперсонал. «Приходи нас проведать, даже если будешь в полном порядке», — повторяли они. Альба гордилась тем, что приходится тетушкой такому обаятельному мальчишке.

Она осторожно довезла его до дому, который был в получасе езды от Рейкьявика. Йонас чувствовал себя как узник, выпущенный на свободу, он упивался светом, красками, малейшими изменениями в природе, происшедшими после его помещения в больницу. Зима уже отступала, но весна медлила. Время от времени резкие порывы ветра взметали вихри снега.

Они благополучно добрались до дому, и их встретил завтрак, приготовленный Лив: сушеная рыба и ржаные лепешки. Йонас, утомленный волнением и дорогой, забрался с тарелкой на диван и включил телевизор.

На экране показалось извержение над ледником, затем гигантский столб дыма поднялся к небу. Йонас завороженно смотрел, подперев голову руками. Вулкан Эйяфьоль, немного передохнув, опять принялся за свое. Первое извержение не нанесло большого ущерба — не было ни жертв, ни серьезных разрушений, — зато второе крушило дороги, фермы и телефонные кабели.

Йонас и Альба невольно забеспокоились о хижине, но вереница кадров увлекла их воображение вперед, и они отдались гипнозу демиургических сил Земли.

Со вчерашнего дня Природа крутила кино, куда более зрелищное, ужасное и мастерски сделанное, чем лучшие голливудские фильмы катастроф с их спецэффектами.

Вскрылся ледник, потом началось извержение, и жар магмы растопил глубокие слои льда. Стала прибывать вода, запертая скалами и придавленная ледяной шапкой. Давление продолжало нарастать, шапка разрушилась, и огромные массы жидкости вырвались наружу. Выбросы жидкости устремлялись вверх, вперемешку с обломками пород, камнями, газом. Более тяжелые фрагменты и частицы оседали в ближнем радиусе, осыпая щебнем окрестности кратера, а облако пыли поднялось на несколько километров. Над кратером то и дело, сухо потрескивая, вспыхивали молнии.