То, что я узнал по возвращении, потрясло меня.
Неделю назад пса Аргоса задавил грузовик.
А пять дней спустя Сэмюэл покончил с собой.
Поселок пребывал в шоке. Севшим от волнения голосом лавочник сообщил мне новость еще до того, как я зашел домой: приходящая уборщица нашла доктора на полу в углу кухни, стены были забрызганы мозгами и кровью. По заключению полиции, он взял охотничье ружье и выстрелил себе в рот.
«Великолепно…» — подумалось мне.
На чью-то смерть всегда реагируешь неожиданно: вместо того чтобы горевать, я восхитился.
Да, моим первым побуждением был восторг перед этим уходом, зрелищным, грандиозным, закономерным: Сэмюэл и его собака были едины до конца! В этой двойной кончине я увидел торжество романтизма. Нет сомнений, что смерть одного влекла за собой смерть другого. И по своему обыкновению, они остались неразлучны, уйдя из жизни почти одновременно и оба насильственной смертью.
Опомнившись, я устыдился этих мыслей.
«Не будь смешным… Где это видано, чтобы человек покончил с собой из-за того, что его пса сбила машина? Возможно, Сэмюэл помышлял о самоубийстве давно, но откладывал, пока должен был заботиться о своем друге. Когда того не стало, он исполнил задуманное… Или, быть может, Сэмюэл узнал — как раз перед несчастным случаем с Аргосом, — что болен тяжелой, неизлечимой болезнью. Он не хотел мучительной агонии… Да, да, должно быть, что-то в этом роде… Череда совпадений! Нет, он покончил с собой не от горя. Где это видано, чтобы человек покончил с собой из-за того, что его пса сбила машина?»
И все же чем больше я отрицал первую гипотезу, тем очевиднее она представлялась.
Раздраженный, с тяжелой головой, я решил не идти домой и отправился в «Петрель» выпить за упокой души Сэмюэла и помянуть его с односельчанами.
Увы, молва пошла еще дальше моего воображения: и в баре, и за столиками, поставленными вдоль широкого тротуара, где сидели, несмотря на холод, за кружкой пива завсегдатаи, все считали, что доктор Хейман покончил с собой из-за гибели своей собаки.
— Видели бы вы его, когда он подобрал свою животину, раздавленную, на дороге… Жутко это было.
— Что? Его горе?
— Нет, его ненависть! Он все выкрикивал «нет!» и плевал в небо, глаза налились кровью, а потом он повернулся к нам, мы как раз подошли, и мне показалось, что он готов нас убить! А мы-то тут при чем? Но его взгляд… Будь у него ножи вместо глаз, он бы нас всех перерезал.
— Где это случилось?
— На дороге Вилле, сразу за фермой Троншон.
— А кто это сделал? Кто наехал?
— Кабы знать. Лихач смылся.
— Но ведь пес-то был умный, на автомобили не бросался и никогда не отходил далеко от хозяина.
— Послушайте, — это вмешалась Мариза, помощница хозяина, — они оба, доктор с псом, рассматривали грибы на обочине у кювета, и тут откуда ни возьмись мчит грузовик. Он и доктора задел, а Аргоса сшиб. Псине все косточки перемололо. Этот шофер грузовика видел их, но не свернул с дороги ни на сантиметр. Мерзавец!
— Бывают же негодяи!
— Бедная псина!
— Бедная псина и бедный доктор.
— Да, но не пускать же себе пулю в лоб!
— Горе — дело такое, резонов не слушает.