Посидел, слушая музыку. Надо было выключать, но я никак не мог оторваться от мелодии – такой совершенной, так чудно переливающейся из одной сладости в другую…

Или побаиваешься того, что придется сделать?

Может быть.

Но и мелодию дослушать хотелось…

Потом развернулся к соседнему креслу, подтянул к себе большой бумажный пакет с продуктами, обнял его правой рукой и очень осторожно вместил в объятия левой. Рука тут же отозвалась тупой болью. Осторожнее надо будет…

Поворачиваясь всем корпусом, чтобы левая рука работала с плечом как неподвижное целое, осторожно выбрался из машины, захлопнул дверцу и взошел на крыльцо.

В левой руке разгоралась боль, но держать пакет надо ей. Правая мне еще понадобится.

Я встал под массивной металлической дверью, резко выбивавшейся из облика всего домика – такого старенького и заброшенного с виду, – и позвонил.

Ждать пришлось минуты две.

Сначала в окне сбоку, за горизонтальными полосками жалюзи, в светлых линиях мелькнула тень. Через несколько секунд громко щелкнул замок. Я потянул на себя тяжелую металлическую дверь и вошел.

– А, Владик…

На миг я увидел его улыбку, но она тут же спряталась жестких складках его лица.

Старик… У него всего один клок седых волос на левом виске, а остальные черные, как смоль. На самом деле ему пятьдесят один, а в силе рукопожатия он даст фору любому из нас. Да и не только в телесной силе – он куда опытнее любого из нас. Старик давил этих чертовых сук, когда я еще с горшка под стол бегал.

Давил их умело и много. До тех пор, пока не потерял обе ноги и левую руку.

– Вот, к чаю попить привез… – начал я.

Голубые глаза старика буравили меня, и я знал, что он прекрасно читает все мои мысли.

– Ага, к чаю… Знаем мы ваш чай. Нет чтоб хоть раз в год просто так старика навестить. Куда там!

Он раздраженно хлопнул правой рукой и протезом левой по колесам кресла, от души дернул ободы. Развернул кресло и покатил по коридору обратно. Пробурчал, не оглядываясь:

– Ты так совсем мою девочку ухайдакаешь, Крамер… Который уже раз за месяц?

Я ничего не ответил. Просто прикрыл дверь и пошел следом.

Нам сегодня предстоит серьезный разговор, но не сейчас. Старик может брюзжать, может злиться, но он человек дела. И поэтому…

– Продукты пока разгрузи, – скомандовал Старик и повернул влево.

Туда, где когда-то была другая квартира, пока Старик не объединил весь первый этаж в одну. Он покатил в дальний конец дома, а я прошел на кухню и стал разгружать пакеты.

Потом пошел в гостиную, но не удержался, заглянул в кабинет. Как всегда, здесь пахло книгами, а на столе – огромном, как бильярдный, письменном столе в четверть комнаты – кавардак из исписанных листов бумаги, раскрытых книг вверх и вниз разворотами, чтобы не перелистывались и не захлопывались, томов побольше и огроменных томищ.

Поверх всего – одна из их книг. Издали разворот, если не всматриваться, похож на обрывки жирной паучьей сети. Ближе к краю стола разложен еще какой-то старинный фолиант…

Здесь вообще много книг. И современных – самых разных, от медицинских словарей до лингвистических пособий, и старых. Три стены в книжных полках, и все забиты книгами. Самые старые собраны в углу слева от окна – там, где их никогда не настигнет прямой солнечный свет.