И совершенно четкое чувство взгляда в спину. Позади меня кто-то есть!
Я крутанулся на каблуках, но проход был пуст. Лишь еще два холодных тела на полках слева и справа. За ними проход сворачивал влево.
Я с опаской заглянул туда – ощущение, что здесь кто-то есть, не уходило. Но там никого не было.
Всего два шага до стены. Вправо еще один поворот, там опять полки с телами, а слева, в стене – дверь! Это ее я видел из коридора…
Звонкий язычок снова щелкнул.
– Саныч?
Да дьявол тебя побери! Да отвяжешься ты или нет?!
Я замер, а за углом, невидимый для меня, всего в нескольких шагах, стоял санитар. Не уходил. Нет, сейчас мне тут толком не осмотреться, придется лезть потом еще раз. Но хотя бы выберусь незамеченным.
Я очень осторожно нажал ручку, готовый, что и здесь будет такой же хлесткий язычок замка… Только эта дверь была заперта.
– Да Саныч, маму твою клизмой! – Голос был злой, очень злой и совершенно не пьяный. – Здесь ты?
Мне казалось, полые металлические ножки стеллажей тихо звенели, резонируя его голосу.
Что теперь?
Дыхание вырывалось из моего носа облачками пара. А я стоял и не знал, что делать. Дверь заперта, спрятаться здесь не за чем.
Справа от меня на стеллаже лежало тело под грязной простыней, но это только в фильмах бывает обманчивый монтаж: хлоп – и новый кадр, где герой уже лежит под грязной простыней, а труп из-под нее куда-то подевался и не скрипнул старый раздолбанный стеллаж, вообще ни шороха…
Нет, у меня так не выйдет.
Гулкий шаг по кафелю.
Всего один. Он еще стоял в дверях. Наверно, все. еще держится за ручку, как тогда держался за входную дверь. Заглядывает, но все еще ленится идти…
Нет, не ленится. Почему-то не хочет.
Если бы ленился, то не полез бы в прозекторскую, вообще никуда бы не ходил…
Но размышлять было некогда. Боясь даже развернуться, чтобы не хрустнул плащ, я шагнул назад.
Еще шаг… еще… еще.
Длинный он хоть, этот второй пролет холодильной? Если он дойдет до конца первого, то ему даже поворачивать не придется – он меня и так увидит, прямо от поворота…
Я пятился, с каждым шагом боясь наткнуться на стену, и слышал его шумное дыхание.
– В прятки со мной играешь, что ли? Я же слышал!
Не оборачиваясь, я пятился дальше. Забиться в самый конец. В самый дальний угол. Может быть, он подумает, что звук ему просто померещился и уйдет, не осматривая все? Только заглянет в поворот, а сам сюда соваться не станет…
Санитар зло выдохнул и зашагал. Быстро и целеустремленно. Шаги гулко скакали между кафелем и железными стеллажами.
Вот он повернул, вошел в разрыв меж несущими стенами. Не глядя на дверь слева – он-то знал, что там дверь, и, может быть, сам ее запирал, – сразу повернулся вправо, ко мне…
В спину мне уперлась стена.
Все, пришли. Конец прохода. Всего девять больших шагов.
Он стоял прямо передо мной. Повернувшись ко мне.
Я глядел на него. Ламп здесь было много, свет заливал каждый уголок комнаты. Халат у него был мятый и такой грязный, что уже не белый, а сероватый. Волосы криво топорщились со сна. Трехдневная, а то и больше, щетина.
И злой. Очень злой. Лицо припухло, глаза покрасневшие, будто уже несколько дней он дремал короткими урывками, а то и вовсе не спал.