Это был крупный мужчина с пышными усами, высокого роста. У него был вид уверенного в себе человека. И вдруг он согнулся пополам, взвыв от боли: причиной послужил сильный удар, который Гасель нанес ему в живот прикладом винтовки.

Почти в то же мгновение туарег швырнул ковры в ветровое стекло машины и бросился бежать, свернув за угол и углубившись в переулок.

Через несколько секунд в ночи взревела сирена, всполошив жителей, и, когда беглец уже достиг середины улицы, один из полицейских выскочил из-за угла и, даже не целясь, выпустил короткую очередь.

Попадание пули толкнуло Гаселя вперед, лицом на широкие ступени улочки, однако он по-кошачьи извернулся, тоже выстрелил и попал полицейскому в грудь, опрокинув его на спину.

Он перезарядил винтовку, спрятался за каким-то выступом и подождал, тяжело дыша, но не чувствуя никакой боли, притом что пуля прошла навылет, и грудь рубашки начала окрашиваться кровью.

Из-за угла высунулась чья-то голова. Люди стреляли, не целясь, и пули терялись в ночи или отскакивали от стен зданий. В некоторых окнах вдребезги разлетелись стекла.

Гасель начал медленно подниматься по лестнице, прижимаясь к стене, и оказалось достаточно одного выстрела, чтобы его преследователи поняли, что имеют дело с искусным стрелком, а значит, неблагоразумно рисковать, подставляя ему свою голову.

Когда спустя несколько секунд туарег исчез во тьме, скрывшись в лабиринте улочек и закоулков Старого города, двое полицейских, оставшихся в строю, переглянулись, согласовывая дальнейшие действия, подняли раненого, уложили его на заднее сиденье и растворились в темноте, направившись в госпиталь.

Оба знали, что для того, чтобы попытаться отыскать беглеца в сумрачном и запутанном мирке туземного района, нужна целая армия.

Негритянка Кальсум вновь оказалась права в своих предсказаниях, и ему придется умереть здесь, в грязном углу разрушенного храма руми, посреди этого города, слушая шум моря, так далеко, как только можно себе представить, от открытого безлюдья пустыни, по безмолвным равнинам которой свободно разгуливает ветер.

Он попытался заткнуть рану с той и с другой стороны, на входе и выходе, сильно перетянул грудь с помощью длинного тюрбана и закутался в одеяло, дрожа от холода и жара, прислонившись к стене, чтобы погрузиться в беспокойное полузабытье. Компанию ему составили боль, воспоминания и гри-гри смерти.

У него уже не было возможности превратиться в камень или постараться, чтобы кровь сгустилась до такой степени, что перестала бы пропитывать грязный тюрбан. Это также не зависело от его силы воли или стойкости духа, поскольку его волю подорвал удар тяжелой пули, а дух его уже не был прежним с тех пор, как он потерял надежду вернуть себе семью.

«…Видите, столкновения и войны ни к чему не ведут, потому что за мертвых с одной стороны другая сторона тоже платит мертвыми…»

Извечные поучения старого Суилема, постоянное возвращение к той же истории. А все потому, что такова действительность: могут меняться столетия и даже пейзажи, но люди-то остаются прежними и, в итоге, становятся единственными героями одной и той же, тысячу раз повторенной трагедии, как бы ни менялось время или пространство.