Опять на ум лезет эта Алия!

– Вань, ты меня не узнал? – Женщина радостно придвинула к себе свободный стул. – Ну надо же! Я Галка. Галку, что ли, забыл?

– Галку? – Иван все еще не мог ее признать, но уже что-то замаячило.

– А картошку на пустыре пекли – помнишь? – приставала она. – А у кого картошку брали? Забыл?

Я же из овощного вам носила!

– О Господи Боже… – выдохнул он. – Ты, что ли. Галка?!

– Ну!

Баба полезла к нему целоваться, и он в ту же секунду понял, что она пьяна. Вдрызг, в стельку. Ее повело, и, чтобы не упасть, она принялась обнимать Ивана за шею. При этом она дышала ему в лицо какой-то дрянью и приговаривала:

– Золотые же вы мои мальчики, сколько воды утекло…

– Водки, сказала бы лучше. – Он довольно резко снял с себя ее цепкие руки и заставил ее сесть прямо. – Ты что – тут работаешь?

– Ну. – Она смущенно оправила свой белый, в крупных пятнах халат. – Этой, ну, посудомойкой.

А что? Тебе низко теперь со мной посидеть?

– Почему же?

– Тогда постой, я живенько принесу… У меня там есть…

Она с трудом встала и удалилась куда-то за стойку. Хлопнула дверь, вздрогнули пивные пирамиды.

Иван подумал, что пора уходить. Но не мог заставить себя встать. Свидание с прошлым, которое началось ранним утром, явно затягивалось. А он-то думал, что его теперь здесь никто не узнает…

Галка появилась перед ним очень довольная, вооруженная бутылкой «Столичной» и двумя пирожками на тарелке.

– Угощаю. – Она поставила все это перед ним. – Вылей ты это пиво! «Хольстен», тоже мне. Знаешь, как мы его разбавляем?

Иван отодвинул кружку, оторвал креветке голову, высосал сладкое мясо. Разговаривать с Галкой не хотелось, да и о чем было говорить? Да, был в их жизни когда-то пустырь, а на пустыре каждый вечер загорались костры. Мальчишки сидели там, пекли на прутиках картошку, поджаривали унесенный из дому хлеб. Тут же грелись у огня своры бродячих собак. Все взрослые в районе этих собак боялись, а вот мальчишки – нет. Их псы не трогали, словно чувствовали – это существа той же породы.

Как-то раз мальчишки, и среди них Иван, засиделись до полуночи. Костер давно прогорел, но было не холодно – самое начало лета. Иван курил, с удовольствием пуская носом дым. Курил он тогда «Космос» – сейчас бы и не прикоснулся. Его лучший друг, Косой, ворошил палкой угли, отыскивая пропавшую картофелину. Он надеялся, что ее еще можно съесть – может, не вся она сгорела. Кто там еще сидел, Иван уже не помнил. И вдруг в темноте бешено залаяли собаки. Мальчишки насторожились. Они знали – на пустырь пришел кто-то чужой. Значит, за кем-то идут родители, или пьяный забрел, или милиция, или – что еще хуже – взрослая шпана…

– Ни хрена не вижу. – Косой вскочил и всматривался в темноту. – Нет, вроде кто-то идет. Вон там, у заборов, видишь?

И тогда Иван тоже увидел ее. К тлеющим углям их костра нетвердой походкой шла молодая женщина. То ли больная, то ли пьяная – то быстро шла, но вдруг резко останавливалась, словно в нерешительности, а потом снова делала несколько неуверенных шагов.

Мальчишки затаили дыхание, глядя в ее сторону.