На этот раз без сознания я был недолго и очнулся от того, что кто-то грубыми движениями освобождал мне руки и ноги. Застоявшаяся кровь хлынула по венам, принося нестерпимую боль и невероятное облегчение одновременно.

Рядом раздался грубый рык и голос произнес:

— Га!

«Встань» — так я перевел для себя этот рык, стараясь сфокусировать взгляд. Встать я не мог ни при каких обстоятельствах: меня мутило, и конечности пока не подавали признаков работоспособности.

— Га, — снова прорычал голос, и меня больно ткнули в бедро наконечником копья. Усилием воли я перекатился на живот и, подтянувшись, сел. Руки безвольно висели вдоль тела, ноги дрожали. Я увидел рычавшего дикаря. Массивная голова с выпирающей верхней челюстью и скошенным подбородком. Широкий нос, которому позавидовал бы любой африканец. Мощные надбровные дуги, поросшие густыми бровями, и большие глаза. Лоб не был виден из-за косм, которые сплелись в клубок.

— Чего тебе надо, обезьяна? — сказал я.

На лице дикаря отразилось невероятное удивление. Он обернулся и снова взревел:

— Ха!

На этот крик вокруг меня собралась целая толпа заросших мужчин, женщин и детей. На мужчинах и женщинах были линялые шкуры, повязанные вокруг талии. В большинстве своем они, наверное, служили украшениями, а не одеждой, потому что практически ничего не скрывали. Дети, даже подростки переходного возраста были вообще без шкур.

Я молча рассматривал неандертальцев, которые окружили меня. На мой взгляд, здесь было человек двадцать пять, если считать детей. Дикарь, тот, что ткнул меня копьем, сделал нетерпеливый жест рукой. Я не понял, чего от меня хотят, и попытался встать. Но ноги держали плохо, и я снова опустился на землю. Неожиданно орущая горилла снова ткнула меня копьем до крови. Боль была очень сильная и я, не сдержавшись, выругался трехэтажным матом, вспоминая всю его родню до самой первой прямоходящей обезьяны. Когда я замолк, гул восхищения прокатился по толпе, челюсти дикарей отвисли, и они уставились на меня как на чудо.

— Ха! — взревел дикарь, по всей видимости, вождь.

— Ха, — хором отозвалась толпа.

Вождь сделал движение, снова собираясь ткнуть меня копьем, но я успел выставить руки и сказать:

— Да подожди урод, что ты от меня хочешь?

Дикарь остановился, и на его лице промелькнуло подобие улыбки. Он наклонил голову, словно вслушиваясь, и снова сделал жест рукой, который я понял абсолютно точно: «говори».

— Что тебе сказать, дубина ты стоеросовая, кинг-конг недоделанный, вонючка неандертальская?

На лице дикаря отразилось восхищение, так ребенок смотрит на дорогую игрушку.

— Ха, — взревел он, запрокидывая голову, и снова сородичи поддержали его громким хором голосов.

Дикарь ткнул мальчишку своей лапой и снова произнес слово из двух букв:

— Да.

Парнишка просочился сквозь толпу и через минуту появился с коричневой человеческой рукой, в которой я узнал руку Маа. Вождь выхватил ее из рук парнишки и впился в нее зубами. Если бы в желудке что-нибудь было, я бы блеванул, но ограничился мучительными позывами к рвоте. Дикарь оторвал кусок мышц с полупрожаренной руки и протянул мне, оскалившись сточенными зубами. Меня затошнило сильнее, и я упал, снова стукнувшись головой о землю.