– Но… почему вы решили рассказать мне?

– Я предупредила и двух других кандидатов.

– А вам-то это зачем?

– Лакост меня использовал, выжал, выпотрошил, а в результате сказал спасибо и выставил вон. Я устрою так, что его блистательная операция провалится из-за отсутствия участников. Его кандидатура окажется единственной. Это как профессиональная пощечина и полный провал в глазах клиента. Пусть это ребячество, но мне так легче.

Она встала:

– Для вас самое лучшее не идти туда, поверьте. Мне жаль, что приходится это говорить, но результаты ваших тестов были очень плохими. Вы сошли с дистанции, вас даже не должны были вызывать на собеседование. Лакост оставил вас как выигрышный фон, потому что знает, что, даже если вам чудом удастся вывернуться, клиент никогда не возьмет человека вашего возраста. Мне очень жаль… – Она вяло махнула рукой. – Да, у меня есть свой интерес, признаю, но я говорю вам это еще и для того, чтобы вы смогли избежать бесполезных, а то и унизительных усилий. У меня отец вашего возраста, и мне бы не хотелось…

Она достаточно проницательна, чтобы понять, что с этим демагогическим аргументом зашла слишком далеко. Поджала губы. По моему опустошенному лицу увидела, что ей все удалось.

Мне как будто лоботомию сделали.

Мозг больше ни на что не реагирует.

– А почему я должен вам верить?

– Потому что вы в это не верили с самого начала. Именно поэтому вы и позвонили Бертрану… я хочу сказать, Бертрану Лакосту… несколько дней назад. Вам хотелось верить, пусть и вопреки всякой логике. Думаю, вы сами это знаете…

Я жду, пока мозг снова не заработает.

Когда я поднял голову, девушки уже не было, она мелькнула где-то в конце сквера, медленно двигаясь к метро.

Наступила ночь. Я не стал зажигать свет. В распахнутое настежь окно гостиной просачивались слабые отблески уличных фонарей.

Я был один в развороченной квартире.

Николь ушла.

Я подрался с собственным зятем. Дочь и он ждут своих денег.

Суд с «Перевозками» начнется через несколько недель.

Внезапно раздался звонок домофона.

Люси. Она внизу.

Она звонила, перезванивала, беспокоилась. Я встал, но, дойдя до двери, передумал. Упал на колени и заплакал.

Голос Люси стал умоляющим:

– Открой, папа!

Она знала, что я дома, потому что окна открыты и горит свет. Но я больше не мог шевельнуться.

Крах. Пора капитулировать.

Слезы текли и текли. Впервые за долгое время я испытал глубокое счастье – выплакаться. Нечто абсолютно настоящее, в отличие от всего остального. Рыдания полного смятения; я был уничтожен. И безутешен.

Люси в конце концов ушла.

Моим слезам не было ни конца ни края.

Наверное, уже очень поздно. Сколько времени я так и просидел у входной двери, рыдая? Пока не кончились слезы.

Наконец мне удалось подняться, несмотря на полный упадок сил.

В сознании пробивались какие-то мысли. С трудом.

Я глубоко вздохнул.

Меня охватил гнев.

Я поискал номер телефона, набрал его. Извинился, что звоню так поздно.

– Вы не знаете, где я могу достать оружие? Настоящее…

Несколько секунд Камински пребывал в неуверенности.

– В принципе знаю. Но… что именно вам требуется?