Внизу, прямо сейчас? Мама? С ней что-то случилось? Где я? На улице, но где именно?

Нет, дело не в маме, успокойся, ничего страшного, мне нужно тебя увидеть, вот и все, да, очень срочно, на улице, прямо у входа… Если у тебя найдется пять минут… Да, прямо сейчас.

Матильда более хорошенькая, чем сестра. Менее красивая, менее очаровательная, но более хорошенькая. На ней изумительное цветастое платье, из тех, которые я с первого взгляда замечаю на женщине. У нее прекрасная походка, в которой я различаю легкое покачивание бедрами Николь, но лицо ее напряжено, как у того, кто почувствовал приближение катастрофы.

Это так трудно объяснить, и все же мне удалось. Моя просьба не так уж ясна, но Матильда схватывает главное: двадцать пять тысяч евро.

– Но папа! Они же нужны нам на квартиру. Мы подписали договор запродажи![11]

– Знаю, рыбка моя, но выплата через три месяца. Я все верну намного раньше.

Матильда в страшном замешательстве. Она начинает прохаживаться по улице, три яростных шага в одну сторону, три задумчивых в другую.

– Но зачем тебе такие деньги?

Я опробовал этот ход на ее муже час назад, и сработало не очень хорошо, но ничего иного предложить не могу.

– Взятка? В двадцать пять тысяч евро? Безумие какое-то!

Я сокрушенно киваю.

Четыре нервных шага по тротуару, и она возвращается:

– Папа, мне очень жаль, но я не могу.

Она проговорила это с комом в горле, глядя мне в глаза. Ей пришлось собрать все свое мужество. Действовать следовало тонко.

– Рыбка моя…

– Нет, папа, никаких «рыбок»! Не надо играть на чувствах, прошу тебя!

Что ж, действовать придется очень, очень тонко. Спокойно, как только могу, я излагаю свои аргументы.

– Но как ты сумеешь все вернуть через два месяца?

Матильда женщина практичная. Она обеими ногами стоит на земле и всегда задает правильные вопросы. Еще совсем маленькой она первой кидалась помогать, если надо было организовать какой-нибудь выезд, пикник или праздник. Ее свадьба потребовала восьми месяцев подготовки. Все было выверено до миллиметра, в жизни меня ничто так не доставало. Может, именно поэтому она мне кажется иногда такой далекой. Сейчас она стоит передо мной. И я вдруг спрашиваю себя: что же я на самом деле творю? Отгоняю образ Грегори, валяющегося на полу в кафе, впечатавшись щекой в столб.

– Ты уверен, что они выдадут аванс человеку, которого только что наняли?

Матильда уже пошла на переговоры. Она еще этого не осознала, но момент отказа остался позади. Она по-прежнему прохаживается вдоль тротуара, все медленнее и медленнее, и отходит не так далеко, и возвращается быстрее.

Она страдает.

И это заставляет по-настоящему страдать и меня. Пока я двигался вперед под напором необходимости, я думал только о том, как добиться своего, и не испытывал никаких душевных волнений. Если бы потребовалось снова уложить ее кретина-мужа, я бы сделал это без тени колебаний, но тут я внезапно утратил уверенность. Передо мной была моя дочь, раздираемая непримиримыми обязательствами, истинно корнелевской[12] дилеммой: квартира или отец. Она скопила эти деньги, которые на сегодняшний день – вся ее жизнь и воплощение мечты.