Слушай внимательно! На завтрак у тебя теперь будут мятные пряники с кофе. Обед будет, конечно, из трех блюд: на первое – пастила, на второе – тульские пряники, а на третье – медальки из шоколада. На ужин – медовые пряники с чаем!.. И не вздумай нарушить или хоть чутьчуть изменить это меню! Слышишь, Петр?

И тут я понял, что ни один волшебник на всем белом свете не сможет сделать так, чтобы я повелевал своими родителями, – всегда и всюду они будут командовать мной.

«Но пусть их команды и повеления всегда будут такими, как сейчас», – мечтал я.

Все шло прекрасно! «Буду есть что захочу! – торжествовал я. – Буду ходить куда захочу!» На радостях мне вдруг очень захотелось пойти в цирк, и я снова набрал две двойки.

– Заказ принят! – ответила внучка Деда-Мороза. – Номер заказа: один дробь семь. Приняла и оформила Снегурочка.

Я уже привык поздно вставать. Сквозь сон я слышал, как мама упрекала папу:

– Топаешь своими ножищами! А он не должен слышать, что мы так рано поднимаемся: нельзя подавать ему дурных примеров!

Папа снимал ботинки и ходил по комнате в носках и на цыпочках.

Будильник в нашем доме по приказу мамы онемел и просто молча показывал время, как самые обыкновенные безголосые часы.

Но в то утро мама сама разбудила меня.

– Петр, – шепотом сказала мама, – ты окончательно не просыпайся: тебе еще спать да спать! Но я не могу уйти на работу, не предупредив тебя о том, что в цирке бывает несколько представлений в день… Если понравится, можешь остаться и на второе и на третье.

Когда Дед-Мороз успел сообщить маме, что я собираюсь в цирк? И почему она не спрашивает, на какие деньги я туда пойду? И не волнуется, как я туда доберусь, хотя цирк находится совсем в другом конце города?

Никто, конечно, не смог бы ответить мне на эти вопросы. Да и вообще, когда дело касается сказки, лишних вопросов лучше не задавать.

Днем, выйдя на улицу, я не успел даже подумать, на чем бы мне добраться до цирка… Я не успел об этом подумать, потому что прямо к подъезду подкатил тот самый пустой троллейбус с дощечкой «В ремонт!» на заднем стекле.

В нашем доме, на третьем этаже, жил один большой начальник, директор завода. За ним каждый день приезжала машина, которую в доме называли «персональной». Это слово почему-то произносили негромко, вполголоса. Тот легковой автомобиль марки «эмка», высокий и прямой, точно карета с мотором, сейчас не пустили бы на центральные улицы нашего города, как не пустили бы какую-нибудь старую телегу. Но в то время «эмка» казалась мне роскошным автомобилем. Иногда большой начальник катал ребят в своей персональной машине: взрослых людей в ней, кроме шофера, помещалось не больше четырех, а нас, ребят, набивалось по семь или даже по восемь человек. Ну, а в моем персональном троллейбусе могли бы уместиться десятки пассажиров, но ехал я в нем один-одинешенек.

Мне очень хотелось, чтобы ребята или хотя бы взрослые соседи увидели, как я сажусь в свой персональный троллейбус. Но уж так всегда получается: если хочешь, чтоб тебя увидели, то как раз в эту минуту рядом никого не оказывается. Только один незнакомый пешеход сказал другому: