Маккарти яростно возражал в Сенате против назначения Боулена послом в СССР. «Москва самое неподходящее место для этого человека», говорил сенатор. По решению сенатского комитета, Боулена проверили на полиграфе (раньше на детекторе лжи проверяли и Тейера, тоже с отрицательным результатом, но ему это не помогло). К огорчению Маккарти, медики не смогли выявить у него верных признаков гомосексуальности, и Сенат утвердил его послом в Москве. Боулен был достаточно влиятелен, чтобы защитить себя, но помочь своему другу и родственнику он не смог. В жертву было решено принести более слабую фигуру, Тейера. Тот лишь просил, чтобы его уволили за аморальное поведение, связанное с женщинами, а не с мужчинами. Хотя в ходе расследования у давно женатого Тейера обнаружили роман с секретаршей, а у нее ребенка от Тейера, эту просьбу не удовлетворили. Уволенный без пенсии в атмосфере скандала, Тейер с семьей провел остаток своей жизни в Европе, на Майорке. Там он написал замечательные мемуары и неопубликованный роман.

Буллита тогда приглашали в ФБР и спрашивали про Боулена и других его бывших сотрудников. Он говорил, что поведение Боулена в московском посольстве было «невыносимым». Он много пил и искал перевода в другое место службы. Уже тогда Буллит испытывал к нему недоверие и говорил ему об этом, хотя политическая лояльность Боулена не вызывала у него сомнений. Особенно Буллит был раздражен участием Боулена в Ялтинской конференции, которая привела, как считал Буллит, к трагическим для Европы последствиям. Делая карьеру, Боулен присоединился к ложной линии Харри Хопкинса, согласно которой Советский Союз был «миролюбивой демократией», говорил Буллит. Таким образом, Боулен получил «дешевую выгоду от катастрофы», которую претерпели тогда Соединенные Штаты.

Возможно, слухи о гомосексуальности Боулена и Тейера исходили именно от Буллита. Но если это так, слухи обернулись против их автора. На слушаниях сенатор Тафт заявил, что согласно его сведениям, «все, кто служили в посольстве в Москве в 1933 и 1934 гг., были гомосексуалами, вся миссия». Когда Тафта попросили представить документы, он стал говорить о другом: Буллит, рассказывал он, спрашивал каждого сотрудника, есть ли у него местная московская девушка (мы помним, что Буллит запретил дипломатам приезжать с женами), и если сотрудник отвечал, что у него нет девушки, Буллит якобы просил присмотреть за этим сотрудником [191]. Тафт противоречил самому себе: получалось, что как посол Буллит брал на работу одних гомосексуалов, а потом поощрял их гетеросексуальные связи с русскими девушками.

В этих запутанных, но патриотических аргументах всплыла еще одна фигура: Николас Набоков, кузен писателя и сам известный композитор, а в это время еще и сотрудник «Голоса Америки». Он любил общаться с дипломатами, а впоследствии и сам стал важной фигурой холодной войны. Расследуя связи Боулена, ФБР докладывало о подозрительном трио Тейера, Оффи и Набокова, которые все были как-то близки Боулену. Хотя на деле гомосексуалом был один Оффи, в результате этого расследования всех троих лишили работы и специально позаботились о том, чтобы они больше не работали на госслужбе.