А оставшийся без дела Буллит принял еще одно необыкновенное решение. В письме своему старинному знакомому де Голлю он предложил услуги армии Свободной Франции. 25 мая 1944 года генерал де Голль из Алжира отвечал: «Приезжай сразу, дорогой американский друг! Наши ряды открыты для тебя. Мы вместе войдем в израненный Париж». В звании майора французской армии Буллит был предоставлен в распоряжение генерала (позднее маршала) де Леттра, лучшего из полководцев свободной Франции. В этом поступке Буллит не имел прецедентов и пока что не имеет последователей: посол великой державы, ставший офицером в действующей армии страны пребывания. Вместе с де Леттром Буллит в августе высадился на юге Франции, всю осень воевал в Вогезах, а в январе 1945-го освобождал Эльзас. Капитуляцию Германии он встретил в чине французского подполковника. Он сопровождал де Леттра на передовую, переводил ему, когда генерал встречался с Черчиллем или Маршаллом, и отвечал за пропаганду среди противника.
То было, вероятно, самое счастливое время его жизни. «Не понимаю, почему я никогда не хотел быть армейским офицером», писал он брату [185]. По его словам, дисциплина в штабе де Леттра была железной и условия трудными, но повар отличный, а за походную коллекцию вин отвечал сам Буллит. Правда, мыться было негде, и ванны он принимал в свои редкие визиты в расположение американских войск. В октябре 1944-го он посетил Париж и своим ключом открыл ворота посольства, из которых вышел четыре года назад: еще один драматический жест, делавший историю. 18 декабря 1944-го он писал брату, снова предсказывая будущее: «Немцы сражаются как тигры, их придется бить еще много раз и это не будет легкой работой, но я думаю, что это дело займет шесть, от силы восемь месяцев, если только не случится катастрофы». В январе 1945-го он попал в автомобильную аварию в Эльзасе и был сильно травмирован. Этим закончилась для него война. Буллит вернулся на свою яблочную ферму в Массачусетсе, лечился там, наблюдал за мировой политикой и писал в американские газеты. Однако о нем продолжали говорить, как о легенде военного времени, преувеличивая его значение.
В конце войны Джон Форрестол, который скоро станет министром военно-морского флота, играл в гольф с Джозефом Кеннеди, послом в Великобритании и отцом будущего президента. До и во время войны Кеннеди играл соглашательскую роль в Лондоне, поддерживал Чемберлена, враждовал с Черчиллем и рассчитывал на умиротворение Гитлера. Кеннеди говорил, что Франция и Англия не объявили бы войну немцам после их нападения на Польшу, если бы их не поощряли США. Это Буллит втравил Рузвельта в войну с немцами, убедив его в том, что Гитлер враг западной демократии. Если бы Америка не вступила в войну, говорил Кеннеди, нацисты захватили бы СССР, а Великобритания могла бы остаться нейтральной. Форрестол спросил в ответ, что стали бы делать немцы после того, как они покорили бы Россию? Мы не знаем ответа Кеннеди, но наверно, игра отвлекла их от геополитических рассуждений [186].
Рузвельт готовился к дальнейшим уступкам Сталину, которые ему придется сделать в Ялте в феврале 1945-го. История действительно повторялась. На Ялтинскую конференцию Рузвельт привез проект новой международной организации, который во многом походил на тот, что когда-то предложил Парижской конференции Вильсон. К тому же Рузвельт в Ялте был столь же физически немощен, каким под конец Парижской конференции был Вильсон. Обоих президентов, Вильсона и Рузвельта, пытался предупреждать Буллит, и оба его не слушали. И Буллит опять был прав: выигрывая войну, Америка должна была использовать момент военного превосходства для того, чтобы выиграть мир. Рузвельт продолжал играть в дружбу со Сталиным, но уже скоро, через месяц после окончания ялтинской конференции, Рузвельт обвинял Сталина в пересмотре их совместных решений по Польше и Германии.